Мария Шпиндлер и Игорь Новиков. Нонконформизм – это не выбор, это судьба. Часть 2

В широком смысле нонконформизм — это отрицание общепринятого, будь то идеология, мировоззрение или господствующие правила и установки. В этом плане нонконформисты были, есть и будут всегда, именно они обеспечивают развитие, находятся в поиске, ограждают нас от стагнации. Это касается всех сфер и областей нашей жизни.

 

1 часть || интервью с основателем и директором музея Нонконформизма Надей Брыкиной

 

Игорь Новиков “Welcome”, 100×120, холст, масло, 2002

 

Марлен Павлович Шпиндлер (15 марта 1931 года – 18 мая 2003 года) – советский и российский художник-нонконформист второй половины xx века, работавший в манере, близкой к абстрактному экспрессионизму.

Бескомпромиссное стремление к свободе и справедливости в несвободном позднесоветском обществе обернулось для художника тяжким бременем: в общей сложности почти 15 лет он провел в лагерях и ссылках.

В 1996 году Марлен Шпиндлер удостоен персональной выставки в одном из самых престижных выставочных залов страны – Государственной Третьяковской Галерее.

Работы мастера хранятся в ГТГ, Государственном Русском Музее в Санкт-Петербурге, в музеях, галереях и частных собраниях в России, Европы и Америки.

 

Мария Шпиндлер

Дочь советского и российского художника-нонконформиста второй половины xx века Марлена Шпиндлера.

 

Марлен Шпиндлер с дочерью Марией в саду на даче

 

ОЛЬГА: Мария, для вас Марлен всегда оставался прежде всего родным человеком, отцом, или вы с детства понимали, что вы дочь художника, и художника с трагической судьбой?

МАРИЯ: В моем раннем детстве Марлен Шпиндлер воспринимался, конечно, как папа, близкий, родной человек. То, что он художник, было чем-то само собой разумеющимся. С рождения меня окружали картины, папа постоянно что-то рисовал, переживал, исправлял. Позднее я поняла, что мой папа — человек необычный, и потому семья наша необычная. Да, папа следовал своему предназначению, и всегда чувствовалось какое-то напряжение, трагизм в нашей семье, предчувствие, что в силу этой необычности, «невписываемости» в общие рамки обязательно что-то произойдет неприятное.

ОЛЬГА: Марлен Шпиндлер свои работы подписывал буквой «Ш» с тремя поперечными чертами. Сейчас иногда встречаются истории толкования такого его выбора и провидением, и отсылкой к тотемному знаку или трем крестам Голгофы. Но Марлен Шпиндлер так подписывал свои работы с самого начала. Дома вам отец что-то рассказывал о том, как и почему появилась «Ш» с тремя поперечными чертами?

МАРИЯ: Нет, он ничего такого не рассказывал. Этот знак был всегда. Мне кажется, он не придумывал это специально, с какими-то объяснениями. Но может быть, он чувствовал, что путь будет непростой.

ОЛЬГА: Семья Марлена переехала в Подмосковье перед Великой Отечественной войной, а детские годы он провел в Самарканде и Ташкенте. По своему опыту я знаю, что даже если самое раннее детство провести в ярких, насыщенных красками и запахах, странах, воспоминания остаются с тобой навсегда и часто спасают и дают силы. Марлен говорил с вами о Средней Азии, о своем детстве?

МАРИЯ: Марлен нам с мамой много рассказывал о детстве, проведенном в Средней Азии, о родителях, о людях, окружавших его тогда, вспоминал забавные случаи. Перед войной его семья жила в Алма-Ате. В 1990 году мы с отцом и мамой туда поехали. Он вспоминал большой дом, сказочный сад с диковинными птицами, но все, что осталось тогда от дома, — это был фундамент и маленькое пространство, когда-то бывшее садом. В советское время там была какая-то жилконтора. В детстве все кажется волшебным.

ОЛЬГА: Как бы в противовес интенсивности, буйству, естественной природной неуемности Средней Азии, другим источником вдохновения через глубокие размышления и осознание для Марлена Шпиндлера стала русская православная культура. Вам отец говорил об этом, рассказывал, что в Андрее Рублеве видит своего учителя?

МАРИЯ: Марлен часто уезжал из Москвы. В основном это была российская глубинка, деревни, церкви, общение с людьми. Он мог часами говорить о живописи, и в этих разговорах часто присутствовал Рублев. Так запросто, как будто это наш современник, вот только-только был здесь. Да, возможно, он считал его своим учителем. Просто, видимо, был настроен с ним на одну волну, несмотря на столетия, разделяющие их.

 

Марлен Шпиндлер «В день пасхи», бумага, темпера, 1982

 

ОЛЬГА: То, что Марлен Шпиндлер не входил ни в какие кружки, всегда был сам по себе — факт общеизвестный. Часто пишут, что он был исключительно категоричным и требовательным, уверенным в своей правоте, и тем самым нередко отталкивал от себя людей. И даже этим частично объясняют то, что долгое время его произведения были известны лишь узкому кругу специалистов. Но так ли это? Каким был Марлен среди близких ему по духу, интересных ему по мировоззрению людей?

МАРИЯ: Да, папа был сложным человеком, мог вспылить. Он не терпел непорядочности в людях, мог резко поставить на место. Потому начались проблемы на работе. И несовпадения были с теми, от кого он зависел. Но с близкими ему людьми, единомышленниками ничего такого не было, они так и остались друзьями. Отношения были прекрасными. Они могли подолгу обсуждать творчество, ездить куда-то вместе, посещать выставки. Он много общался с композитором Юрием Марковичем Буцко, я помню из детства, как он приходил к нам с женой Мариной и дочерью Настей. Недавно в Музее нонконформизма на Мясницкой прошел прекрасный концерт произведений Юрия Буцко совместно с выставкой работ Марлена Шпиндлера.

ОЛЬГА: Мария, а как Марлен познакомился с Надей Брыкиной, коллекционером и галеристом? Как я понимаю, они стали с Надей настоящими друзьями.

МАРИЯ: Да, я присутствовала при их первой встрече. К нам часто приходили гости. Однажды пришла и Надя со своей семьей. Вот так мы познакомились и подружились на всю жизнь. Тогда еще и Музея не было. С папой они были настоящими друзьями, и после его ухода мы с мамой остались с Надей очень близкими людьми.

ОЛЬГА: Мария, насколько полно творчество Марлена Шпиндлера представлено в Музее нонконформизма?

МАРИЯ: В Музее нонконформизма представлены все периоды начиная с 1950-х годов. Наиболее полно творчество отца представлено именно в этом музее.

ОЛЬГА: Есть ли у вас конкретные планы или мечты, связанные с именем отца — издание книг или выставочные проекты, которые дали бы возможность лучше познакомиться с Марленом Шпиндлером и его творческим наследием?

МАРИЯ: Хотелось бы, чтобы как можно больше людей познакомились с творчеством Марлена Шпиндлера, ведь он так много работал. Я приходила из школы, из института и видела эти муки творчества, терзания. Но я вряд ли смогу что-либо издать или создать. Буду очень рада, если и дальше этим будет заниматься профессионал, галерист Надя Брыкина. Я ей очень благодарна за прекрасные выставки, за чудесное их оформление, каталоги, фильм. А я могу только немного помочь, поделиться своими воспоминаниями о нашей жизни.

 

 

Игорь Новиков

Художник

 

«Самое важное, я думаю, для художника просто иметь свой язык и, конечно, обладать даром так преломить наш мир в себе, чтобы это не было ни вторично, ни третично, чтобы автор был узнаваем.»

 

 

 

ОЛЬГА: Игорь, Музей нонконформизма в Москве создан на основе галереи Нади Брыкиной, на основе ее коллекции. С Надей вы очень давно знакомы. Из знакомства выросла дружба и тесное взаимодействие. Как это знакомство состоялось?

ИГОРЬ: Мы познакомились с Надей в Швейцарии. Я там жил и работал с 1989 года, получив стипендию и приглашение от ЮНЕСКО. Как-то я узнал, что в Цюрихе в центре города, открылась новая галерея — Nadja Brykina Gallery. Мы познакомились, стали дружить. Надя работала с русскими художниками. Я приезжал к Наде на вернисажи, концерты, мастер-классы, лекции, просмотры фильмов. Затем с 1990-х годов мы начали делать совместные выставочные проекты. Это был центр русского искусства в Цюрихе. Творилась живая атмосфера искусства, все кипело, зарождались новые проекты и выставки. Надя все делала увлеченно, с любовью и пониманием того, чем занимается: коллекционировала работы, издавала каталоги.

ОЛЬГА: У нас нонконформизм в искусстве стал синонимом неофициального искусства, когда художники 1960-70-х годов не могли официально представлять свое творчество, противостоящее государственной доктрине. Но если смотреть шире, человек, который следует нонконформизму в своих взглядах, для себя отвергает доминирующие шаблоны, правила, рамки, он не хочет, не может быть в мейнстриме, и это не обязательно идет вразрез с официальными государственными установками, это может выливаться и в то, что человек, а в контексте нашего разговора художник, просто идет своим путем, не подстраивается под модные тренды рынка искусства и устоявшегося и тиражируемого мнения критиков. Нонконформизм — это определенное мировоззрение, мироощущение, не привязанное абсолютно ни к какому конкретному направлению и визуальному выражению. Так ли это? Или все-таки в рамках Музея нонконформизма коллекция ограничена четкими временными рамками и официальным протестом авторов?

ИГОРЬ: С трактовкой нонконформизма все непросто. Какое-то время назад у нас, например, кубизм не признавался. Если художник был кубистом, он попадал к нонконформистам. Но на самом деле, если смотреть глубоко, кубизм следует очень жестким, четким канонам. С моей точки зрения, настоящий истинный нонконформист — это художник-одиночка, который не принадлежит к определенной группе.

ОЛЬГА: А если говорить о тебе, ты сам считаешь себя нонконформистом?

ИГОРЬ: Конечно, я ощущаю противостояние среды. Я вернулся домой, живу и работаю в Москве, потому что сейчас здесь очень интересное время. И для художника это счастье — поймать волну, накал времени, захватить блесну — озарение в этих противостояниях. В Швейцарии все тихо, спокойно, но это тупик для творческого поиска.

ОЛЬГА: А как авторы-нонконформисты воспринимаются в Швейцарии?

ИГОРЬ: Швейцарцы вообще не могут понять нонконформизм, они все конформисты, потому что они вписаны в определенные жесткие правила, рисуя кубики, квадратики, черточки, линии, приписывая этому глобальную значимость и заумные трактовки, то что модно, что востребовано на рынке. У нас сейчас то же самое. Ничем не удивишь.

К тому же надо реально смотреть на жизнь — правила рынка сильно прессуют человека. У всего есть оборотная сторона, у каждого времени есть свои плюсы и минусы для творчества. Вдруг «когда все можно» оборачивается «надо так, как хочет рынок», и все становятся «как все». Взять, например, время Булатова, Кабакова — в тот период, правда, было противостояние. Сейчас быть нонконформистом — это профессиональный вызов.

ОЛЬГА: Ты говоришь, что сейчас очень интересное время. Но именно сейчас некоторые художники, наоборот, находятся в кризисе: они говорят, что в такое время они могут только лежать на диване, потому что никак не могут собраться. Что дает тебе это время, этот накал?

ИГОРЬ: Я чувствую момент и смотрю вперед, иногда интуитивно пишу. Я так писал в 2005, в 2007 году, в 2008, и в конце 1990-х. Это очень интересно. Понимаешь, сейчас сложно сказать, кто такой «художник», а кто такой «не художник».

ОЛЬГА: А у тебя какие критерии?

ИГОРЬ: Меня не удивить, потому что я жил на две страны, и я многое видел. И когда я приезжаю сюда, я некоторые вещи вижу особенно. Люди, которые смотрят на мою работу, воспринимают все визуально, они начинают чувствовать, слышать, вступать со мной в диалог.

ОЛЬГА: Визуально у тебя это как прослеживается?

ИГОРЬ: В Швейцарии я пришел в тупик. Потому что там все так прекрасно, все так хорошо. Я жил в горной части Швейцарии. Четыре тысячи метров — горы белые, водопады, очень зеленые луга, елки, коровки. Но я стал декоративным. Творчество рождается из другого. Накал времени питает настоящего художника, декоративного питают луга и коровки. Я вернулся. В 2014 году я уже стал договариваться с музеями, в 2016 у меня пошли выставки. Я думаю, что художники-нонконформисты — это музейные художники. Я работаю только в музеях. Галереи сами боятся со мной работать, потому что я отличаюсь от всех модных и красивых художников, спокойных.

ОЛЬГА: Какие серии были созданы, когда ты вернулся?

ИГОРЬ: Я вернулся в Россию и стал ездить в Кострому, в Тулу, в Рязань. Я стал общаться с людьми. Наши небольшие города, наша, как часто говорят, провинция мне нравится — для меня это тема за темой. Я делал выставки в региональных музеях и в Москве. Я делал инсталляции и издавал книги.

У меня нет друзей, я не могу дружить. Нет, я не скандалист, просто я не общаюсь ни с кем, никуда не хожу, нигде не тусуюсь. Наверное, для дружбы должна быть тема. Но тогда это значит опять-таки идти на формальный конформизм. Нонконформистов по своему мировоззрению просто меньше, чем конформистов. Я знаю, что меня часто называют пророком, на мои выставки ссылаются как на пророческие.

ОЛЬГА: Игорь, я думаю, из нашего разговора проясняется почему ты называешь себя «Снежным человеком». Но ответь, пожалуйста, сам на вопрос: почему художник Игорь Новиков — «Снежный человек»?

ИГОРЬ: Для меня самое главное — улавливать космический импульс и его изображать. Для меня нет образцов, я придумал свой стиль — фигурки-пиктограммы. Они—мой шифр, с помощью которого я раскрываю увиденное во снах. Я уже сорок лет создаю свой шифр, который стал не только моей идеей, но и моим брендом. Я превратил человека в цифру, я видел вчерашнее и предвидел наступающее. Мой код — это частица неразгаданного, это мое лицо, которое знают все коллекционеры, во всех музеях и культурных институциях.

 

10.06.2024
Фото || из архива Марии Шпиндлер и Игоря Новикова
Автор || Ольга Серегина,
арт-обозреватель

Поделиться: