Серьезный разговор о важном с людьми неравнодушными, увлеченными и вовлеченными в исторически значимое дело в будничном, зачастую бюрократическом формате.
Крылатый фразеологизм «что имеем – не храним, потерявши – плачем» имеет литературное происхождение. Поэт, драматург-водевилист, режиссер Сергей Петрович Соловьёв (1817–1879) создал в начале 1840-х годов одноактный водевиль с таким названием, который был успешно поставлен в 1844 году. Прочно укоренилась эта фраза в нашей разговорной речи благодаря сочинению Козьмы Пруткова «Плоды раздумья. Мысли и афоризмы». И, как это не печально, это стало нашим принципом в отношении нашего архитектурного наследия.
О том, что представляет собой архитектурное наследие России, что такое проект «Консервация», о состоянии памятников архитектуры и монументального искусства России на сегодняшний день, о парадоксе самой высокой степени заброшенности и умирания объектов культурного наследия в самом богатом регионе страны, о волонтерстве и его значении в возможных сценариях дальнейшей судьбы памятников культурного наследия, о том, можно ли переломить наше печально традиционное отношение и поведение по отношению к нашему общему наследию – «что имеем не храним…» – мы поговорили с Евгением Седовым, Павлом Стенчевым и Андреем Чекмаревым.
Андрей Чекмарев
Искусствовед, исследователь русской усадьбы, историк архитектуры.
Старший научный сотрудник НИИ теории и истории
архитектуры и градостроительства.
Член правления Общества изучения русской усадьбы
ОЛЬГА: Андрей, вы взаимодействуете с проектом «Консервация», пишете для них профессиональные тексты об объектах. Что подружило вас с проектом?
АНДРЕЙ: Я искусствовед, закончил Суриковский институт и всегда специализировался на русской архитектуре. Это вопросы, связанные с изучением малоизвестных и забытых, утраченных, выпавших из общей картины памятников, которые рассеяны по регионам. На этом в свое время сформировался мой интерес к русской усадьбе. Я написал книгу по этому вопросу и опубликовал множество статей. С 2000 года я вместе с коллегами плотно занимаюсь организацией экспедиционно-экскурсионных поездок по разным регионам России. Без лишней скромности я могу сказать, что мы стояли у истоков внутреннего туризма, тогда еще не очень популярного. Уже двадцать три года мы продумываем маршруты, составляем программу и возим людей по усадьбам России.
ОЛЬГА: У вас получается «умный» туризм, поездка дает возможность вырваться из повседневности, отдохнуть и одновременно получить новые знания, наглядно познакомиться с историей страны. Для того, чтобы иметь желание что-то сохранять, надо это понимать, знать и любить.
АНДРЕЙ: Популяризация с нашей стороны идет уже около четверти века и много этапов пройдено на этом пути. Надо признать, что сейчас и местная власть, и большее количество людей обращают внимание на внутренний туризм, и у нас в стране это не пляжный отдых в большинстве случаев. Мы стали больше задумываться о том, как выглядят наши города, как выглядят в этих городах наши объекты архитектурного наследия и туристические маршруты по памятникам культуры. Я думаю, позже будет дана оценка, насколько это массовое, масштабное, устойчивое явление. Время идет, памятники разрушаются, наше наследие гибнет, и 20 лет назад для его восстановления и содержания надо было меньше средств, чем сейчас. Еще через 20 лет этих средств надо будет значительно больше, или во многих случаях будет просто уже поздно – никакие средства не помогут.
Я всегда был скептиком по этой части, но позитивные тенденции налицо. Градозащитники могут поспорить со мной по каким-то частностям, но в целом запрос на то, чтобы сделать города и сельские природные территории более привлекательными, ухоженными, обустроенными мы наблюдаем. В последние годы у этого явления есть положительная динамика. Люди стали ездить по стране и видеть, что действительно в чем-то, даже во многом, эти территории вполне конкурентоспособны с зарубежными поездками.
ОЛЬГА: Можно сказать, что проект «Консервация» имеет отношение к этому положительному сдвигу?
АНДРЕЙ: Безусловно. Это то, о чем мы в свое время мечтали. Этот проект, конечно, полезен: он позволяет спасти, дотянуть существование многих ценных памятников до того, как придет настоящая, уже серьезная реставрация. Я знаю, что в рамках этого проекта иногда удается сразу развернуть всю дальнейшую цепочку работ с объектом. После первых шагов по укреплению конструкции или возведению временной кровли идет проект реставрации, начинаются полноценные реставрационные работы. Это идеальный вариант, когда памятник не зависает на годы в «несмотрибельном» состоянии, когда на него надет колпак, защищающий от снега и дождя. Но здесь ведь можно увидеть и отрицательные стороны. Допустим, когда мы консервируем и забываем об объекте, он может стоять десятилетиями с рубероидной крышей и металлическими столбами, с забитыми окнами и дверьми. На это время он теряет эстетическую привлекательность. Руины бывают интересны и живописны, но кто захочет смотреть на рубероидный колпак? Надо продумывать ситуацию так, чтобы дальше памятник приобретал тот вид, который позволит его задействовать в туристической сфере. Если это усадьба или купеческий дом, то такие памятники имеют более широкий спектр перспективного использования после правильно проведенной реставрации.
Задача консервации – служить «скорой помощью», это своего рода противоаварийная помощь.
ОЛЬГА: Всегда, по-моему, логично встает вопрос: даже если объект культурного наследия отреставрируют, то что делать дальше? Его же надо поддерживать в этом достойном состоянии, на его содержание нужны средства. Выстраивается ли единая политика отбора объектов для консервации, реставрации так, чтобы после завершения работ этот объект опять не выпал из поля интересов, и не начался новый круг обветшания и разрушения?
АНДРЕЙ: Безусловно, проблем тут много. С одной стороны, ты часто понимаешь, что вот стоит удивительный шедевр, высочайший уровень исполнения некого крупного архитектора. Но, с другой стороны, нужно расставлять приоритеты, если этот шедевр стоит в месте, куда никто никогда не доедет, где никто давно не живет. Тогда нужно, безусловно, придумывать проект, дорожную карту, разрабатывать схему и решение, как этот объект будет задействован, как его можно использовать, вовлечь в сферу интересов определенного круга людей, организаций, бизнеса.
ОЛЬГА: Есть ли конкретный перечень критериев, по которым вы определяете, что данный объект относится к культурно-историческому наследию?
АНДРЕЙ: Формально культурно-историческим наследием считается все, что старше 50-80 лет. Любая деревянная часовня XIX века, любой даже самый скромный храм XIX – начала XX веков. Первый уровень считывания – это когда объект вас поражает сразу без какого-либо контекста. Хороший пример – Василий Блаженный или Исаакиевский Собор. Эти творения поражают непосредственно самой архитектурой, величием, затейливостью, масштабом, декоративный изощренностью. Но большая наследия требует подготовки, погружения в материал, поиска архивных данных. Здесь требуется текстовое наполнение – работа кропотливая, ювелирная и в разных жанрах.
1.04.24
Автор || Ольга Серегина,
арт-обозреватель
