Театр – это трудное счастье
Мир изменился, а вместе с ним – и человек. Бесконечность возможностей ослабила наш иммунитет, и вот уже каждый второй обитатель мегаполиса нуждается во враче или в препаратах, помогающих жить. В этом сезоне в Электротеатре Станиславский в Москве идет спектакль «Сверчок» по абсурдистским сказкам современного голландского писателя Тоона Теллегена. Режиссер Марфа Горвиц вместе с драматургом Михаилом Чевегой, художником Марией Трегубовой и командой артистов вгляделись в лицо нашего мира. А там – бездна удивительного, нелепого и вредного для здоровья. Театр, конечно, не лечит, но направляет человека, бегущего без остановки, на трезвое раздумье.
Мы поговорили с актрисой и режиссером, дважды лауреатом премии «Золотая маска» Марфой Горвиц о театре и не только.
ОЛЬГА: Марфа, вы заканчивали и киношколу и театральное училище. Но стали вы все-таки режиссером, закончив намного позже режиссерский факультет, и чувствуете себя прекрасно в этой профессии, почему?
МАРФА: Нет, я не чувствую себя прекрасно. Наверное, честнее всего будет так ответить: к сожалению, я заложник своей большой любви к театру, я очень люблю театр и всегда с раннего детства его любила, причем в детстве – очень разный театр. Потом я стала уже в этом разбираться как в деликатесах. Лет с 11-13 я смотрела все подряд, это был и Малый театр, и МХАТ еще Ефремовский, и театр Вахтангова. Я «поедала» все. Потом я стала более избирательна, потому что увидела, что театр театру рознь. Что бывает живой театр! Лет в 14 я поняла, что это тот театр, которым я хочу заниматься – “живой театр”.
ОЛЬГА: А что вы вкладываете в это понятие – «живой театр»? Ему в противовес тогда будет – «мертвый театр»?
МАРФА: Да, я думаю. Для меня очень важно, чтобы спектакль был “живой”. Я люблю театр, который подключает меня эмоционально, где я могу смеяться и плакать. Наверное, это достаточно старомодно – сейчас апеллировать к чувствам, это не надежно. Но за счет вот этого момента моя работа и становится в разы сложнее, ведь чтобы найти живое, требуется очень большое терпение у артистов, в работе это бесконечный поиск. Нужно найти игровую ситуацию, нужно пройти этюдным методом сложные поиски образов персонажей, чтобы это было узнаваемо, чтобы это было интересно и ценно. Чтобы это не превратилось просто в «маски», а чтобы это были живые люди в живых проявлениях. Вот это я подразумеваю под «живым театром». Всегда, когда я вижу живой театр, меня это подкупает, потому что я знаю, что его очень сложно делать. Я считаю, что его делать гораздо сложнее, чем театр-концепт. Театр-концепт – ты придумал, ты пришел, у тебя нет практически рисков. Ты придумал, что здесь будет вот такая инсталляция и артист в этой инсталляции должен существовать таким или иным образом. Я знаю, что многие режиссеры устают делать живой театр и отказываются от этой идеи, приходят к театру-концепту, потому что он более надежный, там не важно какой у тебя артист. Такой театр – беспроигрышный. А я на территории варианта с повышенным риском, где можно проиграть по-крупному, провалиться. Хотя я иногда стараюсь что-то делать и на «надежной территории», но мне территория “живого театра” интересней – она меня в детстве подкупила. Наверное, я заложница детских впечатлений.
Нужно найти игровую ситуацию, нужно пройти этюдным методом сложные поиски образов персонажей, чтобы это было узнаваемо, чтобы это было интересно и ценно.
ОЛЬГА: Вы сказали, что чувствуете себя в амплуа режиссера не комфортно, почему?
МАРФА: Потому что, как говорит наша великая Абалихина: «Делать спектакли – это очень тяжело».
ОЛЬГА: Но при этом можно же чувствовать себя комфортно? Под комфортно я имею в виду согласие с собой, способность получать от такого вызова самому себе – от тяжелого труда – удовольствие.
МАРФА: Еще в первом своем интервью, лет десять назад, я говорила, что театр – это трудное счастье. Это трудно и не всегда может вылиться в счастье, но шанс есть. Кстати, спектакль «Сверчок», который мы выпускаем в Электротеатре о том, как трудно сделать спектакль.
ОЛЬГА: У вас достаточно разнообразные спектакли. Вы лауреат двух «Золотых масок». Как вы выбираете вещи, которые ставите? Вы просчитываете, что будет востребовано, или критерии выбора другие?
МАРФА: Выбор материала – это всегда наисложнейший момент. Я читаю много пьес и современной драматургии. Вообще, режиссер должен очень много читать и современной и классической прозы, и классических пьес. Но, все равно, все невозможно охватить. Тем не менее я стараюсь делать ставку на современность. То есть я стараюсь читать современные пьесы, в том числе и для подростков. У меня хорошо получается ставить спектакли для детей и подростков. В итоге получается, что какой бы материал я не выбрала, он либо про детскую тему, либо про детскую травму, либо про детский мир, либо про инфантилизм. Круг тем ограничен: даже если это взрослый спектакль, он затрагивает детскую тему.
ОЛЬГА: Мне кажется, нельзя сказать, что это ограниченность, по-моему, наоборот, это говорит об универсальности. Я не могу себе представить человека, у которого не было бы детских травм, который был бы полностью избавлен от инфантилизма. Так что, может быть, ваш секрет в универсальности?
МАРФА: Да, это просто такое наблюдение. У меня есть желание вырваться из амплуа детского режиссера. Во взрослое, в серьезное.
ОЛЬГА: Взрослое – это какое, с вашей точки зрения?
МАРФА: Да…это вопрос…Я сейчас смотрю что мы наделали в Электротеатре в «Сверчке», там зебра на велосипеде едет, слоники, сверчки. Хочу сделать следующую работу – что-то совсем не сказочное.
ОЛЬГА: Как вы определяете для себя сказочное и не сказочное? Ведь все это очень относительно.
МАРФА: Наверное, сказочное – это то, что уходит в притчу. А притча – это и есть сказка. Людей цепляют совершенно разные вещи. Но мне не важно, чтобы людей цепляло, мне важно, чтобы мой живой театр цеплял меня. Но может быть и такое, что спектакль нравится всем, а для меня – это неудача, потому что я не довольна, я фрустрирована, не удовлетворена абсолютно.
ОЛЬГА: Почему вы выбрали последнюю работу, которая сейчас представлена в Электротеатре – «Сверчок» по сказкам Тоона Теллегена? Что вас зацепило?
МАРФА: Там очень сложная история, сложный путь создания всей непростой композиции, потому что изначально это были голландские абсурдистские сказки для взрослых. Эта ниша очень специализированная: вроде бы слоники, сверчки, но в то же время с какими-то непростыми проблемами, аллюзиями. На книжке специально написано – сказки для взрослых, то есть дети – не адресат. Меня потрясло то, как точно все подмечено: через образность зверей автор подчеркивает потерю целостности. Мне показалось, это такой точный образ – лес в депрессии, и я подумала, как это точно – он передает болезнь времени. И как это абсурдно, что слон рефлексирует, и сверчок не стрекочет, а тоже рефлексирует. Я подумала, это же все мы, а надо стрекотать! В тот момент мне попалась классная книга под руку, которая называется «С ума сойти», про болезни людей мегаполиса, и в ней очень точно было сказано, что урбанизм деформировал человека.
Представьте такой образ: человек мезолита, который живет своим племенем и для него встреча другого человека – это огромный стресс, потому что он знает только своих тридцать человек. А человек, который живет в городе, каждый день встречает миллионы людей. Я стала это изучать и обнаружила, что внешне все очень «зашито» и «зачехлено», есть фасад. Я знаю это по всем своим друзьям и окружению, звездам и селебрити. Внешняя успешность абсолютно ничего не означает, за ней стоит огромное количество нелицеприятных вещей. То есть не надо думать, что есть кто-то такой молодец, которой справляется, которому очень хорошо, а вот ты такой неудачник и слабый. Все слабы. Я за это, я за слабого человека, я хочу поддержать его, я не за сильного, я себя не считаю сильным человеком. Это, наверное, был главный импульс «Сверчка». Даже если это и не современно.
ОЛЬГА: Театр не дает готового решения, он не учит, он подталкивает к поиску. Какие шаги надо делать, на ваш взгляд, чтобы решить проблему внешней успешности и внутренних проблем, когда за красивым фасадом пустыня и ты в ней?
МАРФА: Единственное, что я знаю точно, нужно искать точки опоры вокруг. Искать людей, на которых ты можешь опереться. В этом случае, я считаю, что вся работа состоялась только благодаря нескольким очень зримым людям, которые остались за кадром. Этой работы не было бы, если бы не художник Мария Трегубова и хореограф-постановщик Анна Абалихина, которые как два кита вывезли это все на своих спинах. Есть еще мелочи вдохновения, когда кто-то из артистов подходит за кулисами и говорит: «Ну ты чего, сходи на массаж, мы с тобой, расслабься».
Фото || Олимпия Орлова
Автор || Ольга Серегина, арт-обозреватель
*Эту статью можно прочитать в онлайн номере журнала ВЕСНА 2021