Стрит-арт, уличное искусство, urban art, художники уличной волны, граффити, муралы – терминов много. Главное все-таки не в названии, термин – это сочетание букв. Суть всегда в том, что понимается под данным термином. И если часто это важно исключительно для специалистов определенной области, то в поле уличного искусства понимание важно для всех нас. Ведь мы – «круглосуточная городская лаборатория» urban art, мы постоянно взаимодействуем с уличными художниками через их работы, мы неразрывны с городской культурой. Для этого искусства нет границ и нет ограничений. Оно всегда офлайн и всегда открыто для всех. Конечно, пока работы не убрали, не закрасили. В уличном искусстве тоже есть хорошо и плохо, талантливо, искренне и не очень. Поэтому вопросы легитимации и интеграции уличного искусства в поле contemporary art важны для всех горожан. Поддержка приходит через понимание, а понимание через интерес и знание.
О том, какие существуют институции и платформы поддержки, изучения и развития уличного искусства в России, о возможностях знакомства с работами уличных художников в галереях и коллекционирования уличного искусства, о литературе на эту тему, о планах и личном отношении к «искусству без границ» мы поговорили с увлеченными профессионалами Катрин Борисов, Игорем По́носовым и Сабиной Чагиной.
Теоретик уличного искусства.
Автор книг и лекций.
Куратор, художник.
Игорь Поносов в библиотеке Ruarts Foundation. Москва, 2021. Фото: Даня Примак.
ОЛЬГА: Игорь, уличное искусство сейчас на слуху, но существует непонимание терминологии. В интернете пишут, что уличное искусство включает в себя стрит-арт, граффити или что уличное искусство – это что-то разрешенное, а стрит-арт – это искусство более резкое по высказыванию, политизированное, если не маргинальное, то близко к этому. Каков ваш взгляд как теоретика?
ИГОРЬ: Да, действительно, существует путаница в определениях, в том числе в западной терминологии. В ходе своих размышлений на лекциях и в книгах я пришел к такому выводу, что, если говорить про русский язык, то выделяют и наиболее часто применяют – причем порой неправильно – термин «граффити». Но «граффити» – это субкультура, которая возникла в 60-е годы в США и затем распространилась по всему миру. Правила граффити-субкультуры подразумевают написание своего имени/никнейма. У граффити-райтеров нет цели попасть в галерею, продавать свои работы. Для них важен сам процесс. Граффити могут быть подкреплены какими-то изображениями из поп-культуры – Микки Маус, Дональд Дак, но это не самое важное.
Стрит-арт начал массово развиваться в конце 1990-х годов на Западе, и это уже были люди, которые начали отходить от никнеймов в сторону более конкретных образов. Эти образы могли быть политизированными или направлены на социум – каждый художник выбирал сам, есть ему что-то сказать или нет.
В середине нулевых этот термин дискредитируется по всему миру – изначально независимое высказывание превращается в рекламу, бизнес и оформление. Исходя из этого, можно говорить, что стрит-арт умер в середине нулевых. Сегодня некоторые из западных теоретиков размышляют о том, как можно назвать ряд ответвлений в уличном искусстве – «неомурализм», «городские интервенции», «поствандализм» и так далее. Исходя из этой терминологии, я пытаюсь ввести в России понятие именно «уличное искусство», которое по своей сути всеобъемлющее, включающее в себя разного рода практики. На западе сейчас вводится в более широкое употребление urban art.
ОЛЬГА: Можно ли сказать, что уличное искусство – это самое демократичное искусство? С одной стороны – это определенное сообщество, субкультура, куда сложно попасть. С другой стороны, уличное искусство всегда на виду и открыто для всех и всегда.
ИГОРЬ: Граффити-движение действительно более закрыто. Конечно, никто не может запретить тебе делать что-то на улице, но для того, чтобы тебя признали в сообществе, нужно пройти определенный отбор.
Акция движения «Партизанинг». Москва, 2012. Фото: Федор Лаврентьев.
ОЛЬГА: А какие критерии?
ИГОРЬ: Если говорить о граффити, то тут главное – делать много, качественно, хорошо, на видных местах. А в уличном искусстве нет такой герметичности, и гораздо большее количество людей может этим заниматься, и никому не надо ничего доказывать. Если говорить о регионах, то зачастую для рядового горожанина уличное искусство или граффити становится отправной точкой, чтобы начать знакомиться с современным искусством. А многие работы уличных художников можно сегодня увидеть и в музеях.
ОЛЬГА: Вам принадлежит инициатива создания такого движения как «Партизанинг». Расскажите об этом.
ИГОРЬ: Идея появилась в 2010 году. Мы вместе с Антоном Польским (прим. ред. Антон Мэйк) познакомились на этапе, когда оба размышляли о том, куда уличное искусство может развиваться. Антон Мэйк имеет граффити-бэкграунд, он представитель второй волны московского граффити-движения. «Партизанинг» стал ответом на наши размышления. Мы повернули практики граффити и уличного искусства в социальную сторону, прежде всего, из-за своего неравнодушия к городу. Это оказалось актуальным.
ОЛЬГА: Есть ли сейчас какие-то регулярные форумы, где могут собраться граффити-райтеры и уличные художники?
ИГОРЬ: В 2014 году был проведен Фестиваль «Лучший город земли», в рамках которого было создано около 150 муралов по всему городу, и это запустило процесс популяризации уличного искусства. В этом же году прошла первая биеннале «Артмоссфера», в Санкт-Петербурге открылся Музей стрит-арта. Биеннале давала возможность уличным художникам реализовать себя и заработать денег, прежде всего, за счет продвижения. С одной стороны, я оцениваю эти процессы критически, потому что подобные масштабные проекты негативно повлияли на то, что сообщество уличного искусства стало больше ориентировано на карьеру. Раньше искусство было более искренним – человек выходил на улицу, потому что хотел, у него просто была такая потребность, а не для того, чтобы где-то выставиться. Это я к тому, что подобная инфраструктура сформировала новый подход к созданию и восприятию уличного искусства и даже породила новых авторов, уже изначально ориентированных на карьеру. С другой стороны, этот этап был естественным ходом развития, а «Артмоссфера», многочисленные фестивали и музей стрит-арта помогли не только сформировать некую альтернативную инфраструктуру, но и демаргинализировали уличное искусство, сделали его легитимным в глазах власти и капитала.
Человек есть мера всех вещей, из серии “Фрагменты памяти”. Фрайбург, 2017.
ОЛЬГА: Расскажите о своей художественной практике. Как вы себя сами определяете: вы – граффити-райтер или уличный художник?
ИГОРЬ: Я называю себя просто художником, чтобы не помещать себя в какие-либо рамки. Дело в том, что я долгое время убирал свою художественную деятельность на второй план. Многие знали меня как издателя книг и куратора. И, конечно, я никогда не стремился в галереи, поэтому у меня нет опыта насыщенной студийной практики. На протяжении десяти лет мне интереснее было делать интервенции и перформансы в городском пространстве.
ОЛЬГА: Вы работали в Германии, Норвегии. Как это получилось?
ИГОРЬ: Есть фестивали уличного искусства. Например, в 2013 году с «Партизанингом» мы ездили в Сан-Паулу на архитектурную биеннале, рассказывали о наших практиках по благоустройству города посредством вовлечения жителей. В 2017 в Норвегии я участвовал в старейшим фестивале уличного искусства Nuart, где сделал две, наверное, самые монументальные свои работы. У стрит-арт художников и в граффити-движении, вообще, достаточно тесное отзывчивое сообщество. Существует даже такое понятие, как «граффити-туризм», когда райтеры составляют себе маршрут по разным городам, вместе живут и рисуют, общаются. Порой это распространяется и на фестивали.
Автор || Ольга Серегина,
арт-обозреватель
*Эту статью можно прочитать в онлайн номере журнала ЗИМА 2021
