«Счастлив я был бы только в том случае, если бы смог привести мир к чистоте, правде, незыблемости»
Заурядные чиновники, попадающие в необъяснимо нелепые, безвыходные ситуации: один превращается в насекомое, другой ждет суда по загадочному обвинению, третий безуспешно пытается попасть в некий замок… Почему эти герои вообще вызывают отклик в читателе? Почему именно Кафка с его странноватой прозой оказался так созвучен настроению многих людей? Наверное, дело в искренности и, как ни странно, жизненности созданных им картин.
«Доктор, дайте мне смерть, иначе вы убийца». Это предсмертные слова Франца Кафки, квинтэссенция его бытия. Страдание и чувство обреченности – два главных спутника писателя. Они его мучители, они зерно его гения. Болезненная неуверенность в себе, неразрешимое противоречие между любимым делом и ненавистной работой, угнетение авторитарным отцом, неугодное обществу еврейское происхождение – комплекс комплексов, не подавивший, однако, в Кафке страсть. Страсть писать. Литература была его жизнью, в ней он находил утешение и смысл, но своим писательским трудом не дорожил: по распоряжению Кафки после его смерти все неопубликованное должен был уничтожить его душеприказчик Макс Брод. К счастью, Брод не подчинился воле друга и, пусть не при жизни, позволил Кафке занять не только заметное место в литературе ХХ века, но и, благодаря великому читательскому интересу, стать одним из главных авторов прошлого столетия.
В своем творчестве Кафка сумел крайне выразительно передать сводящее его с ума ощущение абсурда бытия в отношении самого обыкновенного человека: стечение обстоятельств, правил, условностей, на которые никто не может повлиять, против которых бессильны доводы разума. Абсурд, порождающий страдание, страдание, порождающее одиночество, – вот скелет кафкианского мира, в котором в той или иной роли, увы, оказывается каждый из нас. Бороться с ним невозможно, остается лишь принять его и противостоять ему, сохраняя свою душу, свое человеческое достоинство.
Несмотря на популярность у читателя, Кафка нечастый гость на русской сцене. Однако заметные постановки все же есть. О них подробнее.
«Суф(ф)ле»
Юрий Любимов
2005 год
«Суф(ф)ле» – спектакль о человеке, может быть, даже о человечке и обществе, лицо которого – бесчеловечная власть, запускающая механизм абсурда. Спектакль Юрия Любимова – рецепт высокой кухни из изысканных ингредиентов: на блюде сценического пространства соседствуют Ф. Кафка, С. Беккет, Ф. Ницше, приправленные Дж. Джойсом. Лакомый кусочек для гурманов. Кулинарная метафора не случайна: в программке Любимов оставил рецепты разнообразных суфле из «Книги о вкусной и здоровой пище». Суфле из мозгов, судака и моркови с яблоками – мясные, рыбные и вегетарианские – намекающие нам о временах властителей-хищников и властителей-травоядных. Но гастрономическими аллюзиями создатель не ограничивается.
Любимов, что видно из названия, восстанавливает, хоть и в компромиссных скобках, выпавшую при транслитерации «Ф», отсылая зрителя к оригинальному французскому слову «souffler – дуть, дышать с трудом, задыхаться, задувать, выдувать, подсказывать; souffle – дуновение, дыхание». Таким образом, автор «подсказывает» угол восприятия сложной конструкции, которую зритель наблюдает со сцены: герои «дышат» и «задыхаются» в широких пространствах и тесных объятиях бытия.
Сцена под стать душащей кафкианской атмосфере: обшарпанная часть города, перерезанная металлическими конструкциями, стенами с назойливо распахивающимися скрипучими дверями, складными стульями, с легкой руки актеров открывающих и захлопывающих свои бессмысленные деревянные рты, лишенные собственного голоса. Повсюду объявления: «сниму-продам», «сдам-куплю» – суть нашего захламленного, бесконечно суетного мира, в котором будто и времени нет подумать о душе.
Хотя Любимов и показывает нам несчастного Йозефа К., попавшего в тиски абсурдного «процесса», и заставляет сопереживать Мэлону, умирающему в приюте, режиссер все же не делает акцента на судьбе отдельных личностей – он воссоздает миры Кафки, Беккета, Ницше, Джойса. Это миры вопросов, которые подталкивают зрителя к размышлению о себе, но само это размышление – не режиссерский императив: все по желанию, создатель ни на чем не настаивает. Недаром в самом конце звучит многозначительная фраза, присочиненная Любимовым к тексту Ницше: «Вскрыли завещание. Никому – ничего».
Сейчас спектакля уже нет в репертуаре «Театра на Таганке», но счастливый современный зритель может посмотреть его на YouTube.
«Кафка»
Кирилл Серебренников
2016 год
Свой интерес к Кафке Кирилл Серебренников объяснил словами, которые теперь столь близки и его собственной судьбе, и времени в целом: «…для нашей страны это важнейший автор, мы фактически живем в мире, им придуманном». Как и спектакль Любимова, постановка Серебренникова не совсем по Кафке, она о Кафке. Драматург Валерий Печейкин поставил в основание своего размышления о писателе кафкианский абсурд с его жесткой внутренней логикой – абсурд, пугающе схожий с происходящим вокруг нас. Но этот абсурд не только часть творческих исканий писателя – он часть его человеческой жизни. Поэтому герои спектакля – это и персонажи книг, и реальные люди, окружавшие Кафку: семья, коллеги, невеста.
Серебренников не только как режиссер, но и как художник создает на сцене поразительную фантасмагорию, каждый нюанс, каждый штрих которой рисует потрясающе объемный психологический портрет этого необычного писателя и человека. Исполняет его Семен Штейнберг, безошибочным решением автора лишенный слов, но все время присутствующий на сцене, погруженный в причудливое и страшное пространство жизни и воображения. Кстати, безмолвие главного героя объясняется и в самом спектакле: до нас дошли произведения автора, некоторые даже против его воли, но у нас не осталось звука его голоса. Однако спектакль вовсе не остается немым. Рассказчик, в исполнении Одина Байрона, все объяснит зрителю.
В постановке несколько раз упоминается история Марии Абрахам, отчаявшейся женщины, задушившей собственного ребенка, после того как ей отказали в пособии на бедность. Она являет собой то самое воплощение кафкианского абсурда, который, к сожалению, не был лишь порождением мучительных фантазий писателя.
В какой-то момент зрителей просят заглянуть под сиденья. Там каждого ждет письмо. Письмо, в нескольких строках которого – боль и ужас его автора: «Перед безумием мира я ставлю свое личное безумие. Тогда мы – я и мир – начинаем говорить на одном языке».
Пророк безумия становится певцом безумия, но не успевает стать его жертвой, в отличие от своих сестер, задохнувшихся в газовой камере. Люди гибнут, перемалываемые мясорубкой жестокого мира, сгорая в огне его ненависти и тлея на углях его равнодушия, а рукописи не горят. Да, Кафка, в конце спектакля так ничего и не сказавший, умирает неуслышанным, но находит отклик в сердцах многих людей даже после своей смерти.
Расписание показов на сайте на официальном сайте «Гоголь-центра».
Фото|| www.ru.wikipedia.org
Автор || Наталья Сергеева