#«Секретики: копание в советском андеграунде. 1966–1985»

 

«Гараж» сделал выставку об эпохе секретных и скрытых повествований историей доступной для всех. Но чтобы проникнуть в суть вещей надо очень и очень постараться, это не просто игра в секретики – это «книжка стихов» от Каспарса Ванагса в сотрудничестве с Валентином Дьяконовым, Андреем Мизиано и Сашей Обуховой, кураторами Музея «Гараж». Об этом Cabinet de lart поговорил с кураторами выставки.

 

На фото слева направо: Каспарс Ванагс, Андрей Мизиано и Валентин Дьяконов

 

ОЛЬГА: Выставка называется «Секретики. Копание в советском андерграунде». Слово «секретики» сразу даёт понять, что формируется какой-то круг «своих». Кто для вас «свои»? Для кого вы делали эту выставку?

ВАЛЕНТИН: Мы делали ее, как и все выставки, для широкого круга. Наши «свои» — это все люди, которые интересуются современным искусством в целом. Нам приятно сделать эту выставку про эпоху, которая состояла из секретных и скрытых повествований, историей доступной для всех. Мы хотим показать, что между нынешней эпохой и той эпохой, которая для многих людей и поколений темна и неизвестна, очень много общего, что они взаимосвязаны. Мы эти секретики, с одной стороны раскрываем, а с другой стороны показываем, что типологически они очень похожи на то, что происходит сегодня и сейчас.

ОЛЬГА: Каспарс, вы родоначальник этой идеи. В чем же заключается эта идея, если ее четко сформулировать?

КАСПАРС: Я люблю работать с архивами. Когда мы работаем с современным искусством, начиная с 60-х годов, граница между искусством и жизнью очень относительна. И трудно понять, что пойдет в коллекцию искусства, а что в архив. Я искал способы, как работать с архивом «Гаража». Я хотел принести в музей среду, в которой искусство творилось, неотделимо от той жизни. Я хотел построить микрокосмос, но не искусства или творческих людей, а просто жизни – люди жили, творили, смотрели на искусство – и всё это единый мир.  Еще такой важный момент —  я для себя все это вижу больше как поэт, как интеллектуал.  Когда я работаю как куратор, я пишу стихотворение. Эта выставка — моя книжка стихов. Ее можно читать с любого места. Мне также хотелось показать игровой элемент, определенную абсурдность, и одновременно вести разговор о наших временах. И, по-моему, найденная метафора «секретики» — это лучший способ для передачи наших идей.

ОЛЬГА: «Гараж» был знаком с работой Каспарса, его проектами. Новая идея «Секретиков» очень заинтересовала Гараж. А что привлекло «Гараж»? Что вы хотели получить от этого сотрудничества?

АНДРЕЙ: Это хороший вопрос в том смысле, что «Гараж» – это музей без коллекции в традиционном ее понимании. Музейный статус дает обладание архивом о советском и российском искусстве. За последние несколько лет, в течение которых у «Гаража» есть этот статус, все наши музейные кураторы уже сделали свои высказывания на тему архива. Даже не на тему архива, а через архив или на базе архива, посредством архива — всегда по-разному. Разумеется, поскольку мы замкнуты в нашем музее, то мы также замкнуты в какой-то нашей логике развития, в логике интерпретации событий. Это, с одной стороны. И, с другой стороны, мы россияне, москвичи, мы часть московского художественного сообщества, мы знаем этих людей — участников событий выставки «Секретики» — лично. Поэтому мы пригласили нашего коллегу из Риги, чьи проекты мы наблюдаем, чье кураторское творчество мы уважаем. Мы пригласили его со стороны, чтобы получить сторонний взгляд.

ОЛЬГА: Многие представляют, что такое куратор, и что он делает. Но вас трое! Как строилась ваша работа? Это было какое-то строгое распределение обязанностей?

ВАЛЕНТИН: Вообще нас четверо. У нас есть еще Саша Обухова — куратор архива. Каспарсу принадлежит основная идея и общее руководство. Но, поскольку Каспар живет в Риге и существует в европейском контексте, то мы занимались тем самым копанием в андеграунде. Мы брали на себя исследовательскую работу во многом.

ОЛЬГА: Каждый копал в своем направлении?  Или были заранее заданы какие-то темы?

ВАЛЕНТИН: Да, все копали в разные стороны и приносили Каспарсу  свои «находки». А он их классифицировал, брал, не брал. Изначально была только идея, но не было четкой наполненности. Это во многом исследовательский и научный проект, а его игровая форма увлекательна сама по себе. И для кураторов, и для посетителей, гостей Гаража — копать и откапывать эти секретики. Находить те, которые ближе всего нам/им. На выставке все сделано так, что нельзя найти только один секретик. Сразу же по цепочке раскрывается множество других.

АНДРЕЙ: Как приглашенный куратор, как ведущий куратор этого проекта Каспарс копал во всех направлениях. Александра Обухова ведает архивом и лучше всех знает его содержимое. Валентин Дьяконов прекрасно знает русское искусство и советское искусство. Я же разбираюсь в современном искусстве бывших стран СССР, что в определенной мере нашло отражение в проекте.

ОЛЬГА: Когда говорят об андерграунде, обычно имеют в виду арт-среду, художников. Эта выставка скорее не об искусстве, в именно об истории, эпохе, об обществе. Это была ваша цель? Она достигнута?

ВАЛЕНТИН: Да.

КАСПАРС: Точно. Я вижу будущее любого музея в том, что мы идем обратно к началу. Мы смотрим назад, и как будто понимаем, что строгая классификация дисциплин не работает в современном мире, не помогает диалогу с обществом. Когда мы работаем в междисциплинарном режиме, у нас появляются абсолютно другие возможности разговора с аудиторией. Например, когда я говорил с шестидесятниками, то кто-то сказал мне, что им сорвало башню от произведения Ивана Ефремова «Час быка» — там во вступительном тексте он пишет, что нам нужна литература и творчество, которые были бы мультидисциплинарными. И это ранние 60-е годы. А мы все еще удивляемся, кода видим выставку не только об искусстве.

ОЛЬГА: Показывая эпоху, вы говорите о ее абсурдности, формировании замкнутых сообществ, секретиках… Вам не кажется, что это довольно универсальная модель работы общества, что это характерно не только для того периода?

ВАЛЕНТИН: Я не совсем уверен, что это универсальная модель. Определенного общества — да. Советского общества — да. Постсоветского общества — в какой-то степени. У этой выставки есть множество внутренних интересных сюжетов. Для меня самое интересное — это внезапно вскрывшееся во время исследований новое понимание отношения к технократии в советское время. На этой выставке частично проявляется история о том, как разные типы знания соприкасаются и взаимопроникают.

ОЛЬГА: А с вашей точки зрения, как эта раздвоенность на официальное и «андеграундное» сказывалась на развитии общества, науки, искусства? Это сильно тормозит или является катализатором в определенных направлениях?

ВАЛЕНТИН: Науку это тормозит. Это прекрасно понимали в советское время. И культурное развитие тоже. Поэтому мы говорим о выставках нонконформизма и авангарда в закрытых институтах. Поэтому мы говорим о том, что советским ученым позволялось быть слегка мистиками. Потому что все прекрасно понимали, что без широкого культурно-философского кругозора наука никуда не двигается. А другой вопрос, что если бы это позволили практиковать всем и открыто, то, возможно, уровень понимания того, что происходит, был бы другим. Он был бы универсально более высоким, и наука двигалась бы быстрее. Чем большее количество людей было бы вовлечено в актуальную научную проблематику, тем больше мозгов могли бы к чему-то привести и тем быстрее и выше были бы достижения научно-технического прогресса. Но это было невыгодно в советское время.

ОЛЬГА: Когда обстановка спокойная, нет почвы для ухода в андеграунд, нет нонконформистов, это дает хорошую базу для финансирования и продвижения того, что уже создано, а вот абсолютно яркие и совершенно безумные идеи рождаются в экстремальном обществе, которое обязано напрячься и что-то «родить». Вы так не думаете? У вас не создавалось такое впечатление, когда вы работали над выставкой?

ВАЛЕНТИН: Не знаю, понимаете, экстремальности нам хватало. Сверхдержава постоянно существовала в каком-то экстремальном режиме. Мы не рассматривали подробно и внимательно тем под этим углом зрения. Возможно, если бы мы брали конкретные НИИ и социологически погружались в научные сообщества и профессиональные среды, то мы бы нашли то, о чем вы сейчас говорите. Это хорошая тема для отдельной выставки, но эту выставку должен делать Политех, наверное.

ОЛЬГА: Но мы говорили о комплексном подходе, о совершенно новой концепции музея, когда нет четкого разграничения и сегментации жизни и ее фиксации.

АНДРЕЙ: Это другой большой разговор. Это проблема ментальности музейщиков. Люди несколько боятся делать лишние шаги с одной стороны, а с другой стороны, эти же люди берут на себя финальное решение. Они финальные рефери, они решают за конкретных людей, которых уже нет, за конкретные коллекции, за конкретные биографии что «да», а что «нет». Вот это немного пугает.

ОЛЬГА: Вы согласитесь, что современная концепция работы музея, например, «Гаража», требует гораздо больших мыслительных усилий от посетителей музея? Мы говорили о том, что разные музеи не готовы к сотрудничеству, потому что они так жестко сегментируют, что относится к искусству, а что нет. И вот человек приходит к вам и не анализирует разные сегменты. Подобная выставка в игровой форме позволяет самостоятельно искать ответы. Эта выставка специально так строится?

АНДРЕЙ: Я с вами соглашусь. В принципе, типы досуга, к которому относится посещение выставки современного искусства, требует интеллектуального усилия. потребление любой информации требует усилия. Это зависит от того, как глубоко ты хочешь копать.  Например, когда школьник читает «Анну Каренину» — то скорее всего думает, что это книга о несчастной любви.  Так то оно так, но не менее а то и более важна вся культурная подложка, которую воспроизводит Толстой. И на сюжет даже можно не обращать внимания, потому что весь мир знает, о чем эта книга. Важно останавливаться, перечитывать, искать культурологические подробности.

ОЛЬГА: Есть еще модель, на которую натренировали наше восприятие. Литературу нам уже разложили по полочкам. Так же и в музее — тебе выдали готовую экспозицию – готовое решение и сказали «что художник хотел сказать».

АНДРЕЙ: Я хочу прокомментировать эту ситуацию как институциональный куратор. Например, наш музей идет навстречу зрителю, потому что есть разные типы медиации. Очень интересно изучить выставку современно с ее создателем, например, с куратором, с человеком, который знает все изнутри и может рассказать о каких-то ходах. Но тогда ты получаешься коррумпирован его рассказом. Или через экскурсовода. Это человек, который послушал куратора, но имеет свое мнение, разбирается в искусстве, много лет занимается его вербальной интерпретацией и знает, как вести зрителя. У экскурсовода может быть гораздо больше опыта рассказа об искусстве, нежели у куратора. Еще одни способ медиации – развернутый этикетаж, который есть и на нашей выставке.

КАСПАРС: И несколько экспонатов могут сами быть медиаторами. Есть какие-то знакомые всем вещи, предметы.  Особенно, когда речь идет о советском времени. «Ох, у нас тоже была такая чашка дома»! — и это ведет к следующему экспонату.

ОЛЬГА: А если вдруг кто-то забежит на эту выставку и пойдет чисто по визуальному пути, выставка интересна как архитектурный проект? Сама экспозиция является арт-объектом с вашей точки зрения куратора?

КАСПАРС: Да, несомненно. Архитектор Рихардс Фунтс сделал многое. Выставка дает возможность попасть в таинственный лес. Эта выставка, которая требует работы и способности читать.

ОЛЬГА: Молодое поколение во временном параметре отделено от того периода, который показан на выставке. Как вы считаете, насколько им будет легко погрузиться в это и понять? Даже игра в «секретики» им незнакома. А если человек не связан с искусством и по возрасту не подходит, то насколько ему будет понятно? Когда вы строили эту выставку, как ориентировались на всех без исключения посетителей?

АНДРЕЙ: Конечно, мне тяжело ответить однозначно. О другом поколении мне тяжело теоретизировать, правильнее будет каждый случай рассматривать отдельно. Но вот, например, мой случай. Я еще вроде как родился в СССР — это первая сцепка. Я историк, я этим занимался — вторая сцепка. И занимаюсь культурой, мои родители занимаются культурой, мы постоянно обсуждаем этот опыт — вот третий слой. Четвертый слой — я работаю в музее. Я занимаюсь этим временем по долгу службы — пятый слой. Я общаюсь с этими людьми, поскольку моя работа тесно связана с общением с тем поколением — это шестой слой. Есть люди, у которых всех этих шести пунктов в биографии может и не быть. Можно представить, что очень молодой человек родился в русской эмиграции, знает хорошо язык, но не является носителем русской культуры, однако приехал сюда и увидел выставку. В любом случае этикетаж «Секретиков» рассчитан на человека «с нуля». Если все этикетки собрать вместе, то получится кстати вполне оригинальная книжка о культурной жизни брежневского застоя.

ОЛЬГА: Вы довольны результатом? У вас не было четкого видения проекта, но наверняка были ожидания?

КАСПАРС: Мне до последнего момента никогда не ясно, получилось или нет. Когда я увижу, как люди «читают» выставку, то я скажу точно.

ОЛЬГА: Вы сказали, что смотрите на организацию выставки как поэт. Если посмотреть на результат выставки, то с какими стихотворными строками у вас ассоциируется эта выставка или с каким поэтом?

КАСПАРС: Я бы сказал, что это не какой-то конкретный поэт, а стиль, техника поэзии. Когда у меня спрашивают, какой у меня любимый художник, то я всегда говорю, какие техники мне нравятся больше.

 

Гараж приглашает вступить в игру

Вся концепция выставки «Секретики: копание в советском андеграунде. 1966–1985» строится на интерактивном взаимодействии со зрителем и его готовностью играть активную роль «копателя», а не потребителя, раскопанного кураторами и предложенного готового продукта. Выставки Гаража всегда не совсем про развлечение в традиционном понимании, это скорее пища/развлечение для ума. Другая отличительная черта проектов Гаража – неявное, тем и особенно ценное, чувство юмора. Всё в жизни было бы не серьёзно без уравновешивающего мир чувства юмора, тем более в искусстве. И еще Гараж – это музей современного искусства, искусства современного общества, которое общается на другом языке — средства коммуникации стали другими. Поэтому и в искусстве не достаточно просто развесить картины по стенам, художник, куратор сможет завязать диалог со зрителем, пригласить к размышлению, да и просто его заинтересовать, если будет использовать современные медийно-коммуникационные средства.

И вот Гараж предлагает попробовать себя в игре – здесь всё не сложно, даже наивно, и даже не серьезно. Но может быть это только первое поверхностное впечатление. Ведь и об андеграудном искусстве и сообществе тоже когда-то на официальном уровне бытовало такое мнение. А вот, спустя сорок лет, в игре приложенной Гаражом, можно найти «капсулу времени» и понять, что всё не всегда так, как кажется на поверхности. Надо копать, и, если повезет, откроются секретики…

ИГРАТЬ

 

Фото | | предоставлены отделом по связям с общественностью  «Гаража»
Автор
| | Ольга Серегина

Поделиться:

Подписка

Мы не спамим! Прочтите нашу политику конфиденциальности, чтобы узнать больше.