«С тех пор как исчезли шляпы, городские улицы потеряли изрядную долю своего шарма и благоразумия», — Кристиан Лакруа, французский модельер, основатель дома высокой моды Christian Lacroix .
«У каждого человека под шляпой — свой театр, где развертываются драмы, часто более сложные, чем те, что даются в театрах», — Томас Карлейль, британский писатель, публицист, историк и философ, известен также как один из блестящих стилистов викторианской эпохи.
“Дело в шляпе” — идиоматическое выражение, знакомое каждому. Говоря так, мы даем понять, что все будет в порядке, дело почти сделано, нам удалось решить вопрос в нашу пользу.
Откуда взялось это выражение, точно неизвестно, но версий множество — это и взятки, которые чиновники брали в шляпы, и документы, которые гонцы зашивали под подкладку для сохранности, и жребий, который тянули из шляпы, решая дела. Шляпа давала надежду на что-то задуманное.
О шляпе в искусстве и об искусстве в шляпе мы поговорили с Александром Васильевым, Андреем Бартеневым, Алисой Йоффе, Любовью Агафоновой и Светланой Комиссаровой-Галочка.
Александр Васильев
историк моды, искусствовед, коллекционер, театральный художник, телеведущий
ОЛЬГА: Александр, вы часто появляетесь на людях в головных уборах. Головные уборы имеют свою собственную историю. Сначала они были утилитарны, потом стали украшениями. Для вас в нынешнее время что олицетворяет собой головной убор? Вам просто неудобно ходить без него, или вы хотите привлечь к себе внимание?
АЛЕКСАНДР: Я не хочу ходить с непокрытой головой. Я не хочу, чтобы солнце мне напекло, я не хочу, чтобы меня намочил дождь. В воздушном пространстве я ношу головные уборы последние 50 лет, я не вижу своей жизни без них. Не считаю это возможным. Тем более, что есть такое количество мужских головных уборов, которые женщины у нас, к счастью, не украли, в то время как украли уже немало, например, береты, кепки, бейсболки, мужские фетровые шляпы. А вот цилиндр, котелок, панама — они по-прежнему остаются мужскими.
ОЛЬГА: Когда вы создавали костюмы для постановок, для вас головной убор мог являться отправной точкой?
АЛЕКСАНДР: Никогда. Шляпа — это аксессуар. Точно так, как и обувь, перчатки или сумочка. Отправной точкой шляпа никак не может стать, а вот дополнением… Все-таки нам прикрыть тело важнее, чем голову шляпой. Но, тем не менее, когда я создаю театральные костюмы, головной убор важен. Все зависит от жанра: в балете он почти никогда не приемлем из-за сорта движений, из-за поворотов, если это не треуголка Щелкунчика в одноименном балете Чайковского. Но зато в опере шляпы приветствуются, в драматических спектаклях, если речь идет об исторических костюмах. Просто сегодня о них речь практически не идет, хотя в кино они по-прежнему остаются очень важным элементом. Мы готовы все переделать под современность в любой опере и в любом спектакле — трех сестер сослать на Колыму, например. А вот в кино это пока еще не приемлемо. Просто люди понимают, что билеты не будут куплены, если мы все осовременим, и герои буду выступать в рваных джинсах и потертой футболке, как это любят сейчас на сцене больших театров. Вот тут парадокс.
ОЛЬГА: Вы начали собирать свою коллекцию головных уборов отдельно или только как аксессуар суммарно с костюмами?
АЛЕКСАНДР: Я никогда не собирал никакой коллекции головных уборов. У меня коллекция по истории моды, в которой есть отдел головных уборов, но специальной коллекции шляп нет. Боже упаси, у меня даже в голове такого нет. Просто у меня много тысяч шляп, но это не “отдельно стоящая вещь”. Я знаю их поставщиков, я знаю их исполнителей, я очень высоко ценю искусство шляпников и шляпниц. Мое последнее приобретение — в Италии я нашел более 200 неликвидных непроданных шляп межвоенного времени 1920-х и 1930-х годов из закрытого в начале 1970-х годов шляпного ателье в городе Брешиа (Brescia). Мне просто повезло — в Вероне я встретил перекупщика, который купил 500 непроданных шляп в собственных упаковках и бумагах. Мода прошла, эти шляпки не продались, а они ручной вышивки, ручной аппликации, с совершенно уникальными материалами. Мне очень повезло, что я нашел такой материал, это редкая вещь. Собирать по одной — долгое занятие, хотя и по одной собрано немало.
ОЛЬГА: А вы делали отдельно выставку головных уборов?
АЛЕКСАНДР: Однажды в Мурманске. Там в музее были небольшие выставочные залы. Они хотели выставку шляпок, что я и сделал. Но вот подставки под шляпы очень трудно найти. Устроители вышли из положения гениально: они взяли советские трехлитровые банки, натянули на них черные колготки, перевернули и сделали оригинальные подставки. Когда я в Западной Европе делаю выставки, у меня там есть очень хорошие подставки. Кстати, я также собираю старинные подставки под шляпы, у меня их очень много, есть и 18-го века, и 19-го, и, конечно, 20-го. Шляпки очень трудно хранить, они объемные, занимают много места, но это большое удовольствие. К сожалению, в нашей стране шляпы постоянно ассоциируются с проклятой интеллигенцией или с городскими сумасшедшими. И так как большая часть населения России — это бывший пролетариат, то это представление не перебить.
ОЛЬГА: Это полный отказ от головных уборов, по вашему мнению?
АЛЕКСАНДР: Да конечно! Теперь больше нравится в платочке в церковь ходить. Понимаете, в России произошла подмена головного убора на окрашенные волосы. Большинство женщин мечтает по-прежнему ходить в кокошнике, и поэтому их подсознание говорит им красить волосы в яркие цвета: зеленый, розовый, красный, черный вороненый. Очень у нас боятся седины. А еще эти волосы украшают какими-нибудь очками в стразах, которые носят как обруч, потому что обруч у нас — самый любимый головной убор. Кстати, он опять возвращается в моду, потому что он ближе всего к кокошнику, к нимбу над головой, потому что многие дамы у нас в стране видят себя «принцессами», и им надо это подчеркнуть.
ОЛЬГА: То есть вы считаете, что нужно стараться в будущем возродить культуру головных уборов?
АЛЕКСАНДР: Культуру возродить нельзя. Я считаю, что она либо есть, либо нет. Дореволюционная Россия была сметена революцией 1917 года с особой яростью. Тот, кто выступал носителем культуры дореволюционной России был либо убит, либо сгинул в Гулаге, либо попал в Париж и Константинополь, либо был расстрелян во время гражданской войны. У нас не было другого варианта. То, что осталось — люди в 50-е годы — это были «пустоцветы серебряного века». Были такие. Я сам родился в Москве в 1958 году, я их застал, я прекрасно помню эпоху, когда были дамы, и на них уже смотрели косо. «Недобитая буржуйка». У нас же есть такой термин в стране «недобитая буржуйка». А вот если в оренбургском пуховом платке, то «наша», хорошая, либо «прынцесса» нового формата. Это очень интересная тема. Я, конечно, приветствую шляпниц, у нас в стране была потрясающая шляпница Виолетта Литвинова. Она была просто виртуозным мастером. Я был с ней очень дружен и даже приобрел один дизайнерский наряд в свою коллекцию уже после ее кончины. Она была русская, но родилась в Таллине, поэтому «эстонский разлив», возможно, сделал из нее шляпницу, потому что в Прибалтике шляпки теплятся до сих пор. Прибалтика была самым западным местом в СССР, а сейчас самое восточное место в Евросоюзе. Это «экстремальное» местоположение сделало ее резервацией в стиле ретро. Там живы еще укладки седых волос, каблучки, сумочки. Это необычное место, за это мы любим Ригу и Таллин.
ОЛЬГА: А какова реакция на мужчин в головных уборах? На вас?
АЛЕКСАНДР: Я ношу только мужские уборы, и даже это вызывает ярость массы. Цилиндр надел — уже ярость масс. Пишут о том, какая у меня интересная шляпка. Они даже названия не знают! Или фотографируюсь летом часто в канотье. «Что у вас за шляпка за такая?» Они даже не знают! Для них это пережитки буржуазного прошлого. Они хотят жить в буржуазной обстановке, сидеть на итальянской мебели, кушать лобстеров, пить шампанское, но при этом ничего не знать, болтать по-своему айфону и присылать фотографии своего пирожного с клубничкой, маленькой собачки в комбинезончике или ребеночка. Это реальность.
ОЛЬГА: И как на это реагировать?
АЛЕКСАНДР: Раньше на все курьезы Россия имела мощную сатиру. Это были, например, Гоголь, Салтыков-Щедрин, Тэффи, Чехов, Зощенко, Аверченко. Это был мощный отпор высокого пера, сатирически бичевавшего гримасы общества. И вот про шляпки очень смешно писала Тэффи. У нее интереснейшие рассказы о шляпках. Это так смешно!
ОЛЬГА: С вашей точки зрения, молодежные субкультуры, когда ходят в определенных головных уборах – это относится к культуре головных уборов?
АЛЕКСАНДР: Это скорее отмежевание. Это то, что не поощряется обществом. У нас в 70-80-е годы было очень мощное течение панков, когда ирокез заменил шляпу. Панки не ходили в шляпах. Затем пришел очень важный стиль «гламур» в 80-е, когда маленькие шляпки таблетки проникли в общество. Потом в 90-е годы пришел стиль «грандж» — это утилитарные головные уборы. Это в первую очередь ушанки, какие-то рабочие беретки, пилотки. Сейчас бейсболка… а берет — вообще самый главный головной убор на зимний сезон 2019-2020 года.
ОЛЬГА: А головной убор как арт-объект?
АЛЕКСАНДР: Есть пример. Андрей Бартенев выступал на «Модном приговоре». Пришел, а у него на голове не коробка даже, а пачка соли. Но это же художественная метафора! Я очень приветствую его головные уборы, они оригинальны! Вот это, действительно, арт-объект, он хорош именно для какого-то телепроекта или выставки, потому что по улице сложно пройтись в таком головном уборе. Я восхищен его смелостью и вместе с тем бесполезностью его творений! Но в искусстве польза несущественна. Знаете, «Мона Лиза» — абсолютно бесполезная картина, но все любуются. Полезным может быть только дизайн.
Рассказ по рекомендации Александра Васильева
ШЛЯПКА
Надежда Тэффи
Варенька Звездочетова, хористка частной оперы, проснулась невыспавшаяся, но веселая.
Не выспалась она оттого, что полночи примеряла новую шляпку — синюю, с синим бантом и синей птицей — настоящей синей птицей счастья.
А веселая она была оттого, что поэт Синеус Труворов обещал повезти ее сегодня кататься.
Поэт очень был интересен.
Он пока что стихов не сочинил, а придумал только псевдоним, но это не мешало ему быть очень поэтическим и загадочным, может быть, даже в большей степени, чем иному настоящему поэту с настоящими готовыми стихами.
Варенька быстро оделась, схватила новую шляпу и принялась снова примерять.
— Поразительно!.. Особенно так, в профиль!
О! Женщина в такой шляпе может себе позволит много такого, о чем в простом колпаке и подумать не посмеешь!
Она может быть лукавой, и задорной, и мечтательной, и надменной. Она все может, и все выйдет у нее хорошо.
Для контраста Варенька достала старый отслуживший черный колпак и надевала по очереди то его, то синюю мечту. Прикалывала, завязывала вуаль и повторяла одинаковые гримаски. Как пошло и жалко выглядели они под черным колпачком, и как неотразимо — под крыльями синей птицы счастья.
Звонок, и знакомый голос заставил ее опрометью кинуться в переднюю.
Поэт без стихов стоял уже там, улыбался и восторженно смотрел на нее.
— Едемте, скорее, извозчик ждет…
Она хотела забежать к себе в комнату и еще раз взглянуть на себя в зеркало, но он не пустил. Он насильно надел на нее пальто и потащил к выходу.
— Вы сегодня какая-то особенная! — шептал он, прижимая к себе ее локоть. Я не понимаю в чем дело, но глаза не могу оторвать от вас.
— Я-то знаю в чем дело, — думала Варенька. — Дело в том, что на мне новая шляпка.
Но поэту она этого не сказала. Пусть думает, что она сама по себе так хороша. Очень нужно признаваться, раз это невыгодно.
Она только улыбнулась в ответ, только чуть лукаво скосила глаза, и он прижал ее к себе еще крепче.
На улице было так хорошо! Цвела городская весна, пахнущая плесенью и каштанами. Но солнце было настоящее, то самое, которое светит в полях и лугах всего мира, всей глупой, круглой земле, и облачка около него крутятся веселые, весенние, барашковые.
На мосту мальчишка продавал ландыши, бежал за экипажами и вопил истошным голосом, что торгует себе в убыток.
Извозчик дернул вожжами, и мальчишка отошел. Из-под колес брызнула жидкая грязь, весенняя, веселая, брызнула на мальчишку и проходившую мимо даму, и Варенька почувствовала себя богатой и важной и скромно поджала губы, чтоб не слишком завидовали ей прохожие, которых она обливала грязью.
— Какая вы сегодня хорошенькая! — радовался поэт. — Вы совсем, совсем необычайная…
Она, действительно, была в этот день необычайна. Сознание своей элегантности придало ей смелости и веселья.
— Ах, если бы быть богатой и каждый день, каждый день надевать все новые шляпки и быть каждый день по-новому красивой!..
— Вам нравится моя шляпка? — не выдержала она.
Он посмотрел рассеянно:
— Очень.
— Вы любите этот синий цвет?
— Синий? Да… Но она очень темная, почти черная.
Варенька усмехнулась. Как мужчины плохо разбираются в цветах. Даже поэты. Ах, да! Даже поэты!..
На лестнице они попрощались. Он спешил куда-то, но, спустившись на несколько ступенек, он вдруг снова взбежал наверх и поцеловал Вареньку прямо в губы.
А потом она, свесившись через перила, смотрела ему вслед влюбленно и ясно, и торжествующе, как можно смотреть только в синей шляпке с синей птицей счастья на полях.
Напевая, она вошла к себе в комнату.
— Ах, если бы быть богатой и каждый день надевать нов…
Она остановилась, приоткрыв рот, удивленная, почти испуганная: на столе рядом с картонкой лежала ее синяя шляпа, новая синяя шляпа, с синим бантом и синею птицей.
— Господи! Что же это такое?
Подбежала к зеркалу.
Да на ней был старый черный колпак!
Это тогда, сравнивая и примеряя шляпы, она надела эту старую, а, когда вошел поэт, растерялась и забыла, что на ней надето…
— Значит ему понравилась я сама, а не шляпа. Как странно! Но почему же я была так хороша сегодня?
Она села на кровать и задумалась.
Блестящая философская теория о счастье людей, богатых шляпами, покачнулась, рухнула и нечем было заткнуть оставленное ею пустое место.
Варенька вздохнула, села к зеркалу и стала по очереди примерять шляпы…
Автор | | Ольга Серегина,
арт-обозреватель
*Эту статью можно прочитать в онлайн номере журнала ЗИМА. 2019-2020
