#Арт-карантин 4.06.- 11.06.2020

Во время вынужденного карантина в музеях, галереях и других арт-пространствах Арт-обзор временно поменял формат, и в течении приостановки арт-жизни в реальном пространстве Арт-карантин знакомил читателей с художниками и их работами.  Надеемся, что со следующего выпуска Cabinet de l’art сможет вернуться к формату Арт-обзоров.

Егор Кошелев, художник 

ОЛЬГА: Егор, вы не только обучались в Художественной академии имени С. Г. Строганова на отделении монументальной живописи, но и получили кандидатскую степень по искусствоведению. Характеризуя ваше творчество, часто искусствоведы, кураторы подчеркивают, что вы последовательно создаёте собственный сюрреалистический мир, напоминающий сновидение. У меня скорее часто присутствует знакомое ощущение от мистицизма и символизма Линча. А как вы сами определяете свой мир, существует сюрреалистический мир Егора Кошелева?

ЕГОР: Честно говоря, я никогда не считал свои работы сюрреалистическими. Другое дело, что, видимо, со стороны так удобнее их описывать, и какое-то время ПО сопротивлявшись подобным определениям, я в конечном счете махнул рукой: сюрреалист – так сюрреалист. Я люблю творчество некоторых сюрреалистов – Эрнста, Дельво, Челищева, но сам исхожу из других оснований. У меня нет особого интереса к сновидениям, я почти не использую типичных сюрреалистических техник вроде автоматического письма. Если искать «родственников» в прошлом, то это скорее ранние английские романтики – Фюсли и Блейк, многие мастера маньеризма и барокко с выраженным интересом к фантастике и гротеску. Если попытаться как-то определить «мир», который я создаю, или, точнее в котором я живу – то это пограничная область между кофейней, мастерской, где кисти и холсты живут своей потаенной жизнью, время от времени объявляя бойкот своему владельцу, музеем (обязательно с крысами, подгрызающими в хранилище драгоценные полотна, и протечками-водопадами), зоосадом и протестным митингом. Временами этот мир расширяется, приобретает новое смысловое или технологическое измерение, иногда сужается до двух из обозначенных территорий – например, мастерская-зоосад или митинг-музей. Никаких потусторонних измерений и туманных материй, как видите! В этих пространствах блуждают антропоморфные или зооморфные персонажи – познающие, присваивающие, разрушающие, дразнящие собственного создателя и зрителя, пропагандирующие свои убеждения, подчас с комичным пылом неофита. Это внешняя сторона – она может быть довольно занимательной или даже развлекательной. Но за ней как нередко скрывается что-то более серьезное – попытки разобраться в художественной истории, дать адекватный образ текущего момента, задуматься о мере личной свободы в нынешней политической и информационной реальности.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Вы — лауреат международной премии Strabag Award (2012), вручаемой авторам до сорока лет за произведение в области живописи и графики. В 2012 году пять финалистов были отобраны из числа 905 художников, приславших заявки на конкурс.  После церемонии награждения в Вене проходит выставка работ номинантов конкурса, также организуют персональные выставки, работы приобретают в коллекцию Strabag. Расскажите о том, какие работы вы представляли на конкурс, ваше отношение к участию в международных конкурсах, о впечатлениях о той выставке в Вене?

ЕГОР: На конкурс были поданы работы из серии «Последний художник», на тот момент еще совсем небольшой. Небольшие композиции на бумаге и картоне, они наполнялись персональным – то критическим, то лирическим –  отношением, вместе различные визуальные пласты – от уличного искусства до больших стилей прошлого. К моему удивлению, они получили признание. Я всегда крайне осторожно относился к конкурсам и грантовым программам, не представляя себя в качестве их потенциального участника. Если это интервью будет читать коллега, сокрушенно смирившийся с тем, что его никуда не берут и ничего не дают – знай, товарищ, долгие годы я жил с таким же сознанием!

Подобный опыт ценен более всего тем, что помогает тебе взглянуть на свое искусство со стороны, испытать себя новыми влияниями и незнакомой аудиторией. Для кого-то, кстати, он может быть и губительным – есть художники, лучше всего проявляющие себя в отшельничестве. Для меня этот конкурс обернулся выигрышем гранта и резиденции, по итогам которой была проведена выставка с пафосным названием «Алтари любви и бунта» — наверное, самая политизированная из всех, что я делал. Большинство работ было написано по впечатлениям от московских протестов 2011-2012 годов. Многие из них сегодня мне кажутся несколько наивными, и, наверное, без должной временной дистанции от события иначе быть не могло. Однако, я должен был сделать такой проект – тогда мне хотелось кричать от возмущения и сознания своей социальной и гражданской ничтожности. Вспоминая венскую жизнь, должен сказать, что она была очень насыщенной – я общался с довольно пестрой компанией художников, выходцев из Румынии, Польши и Германии, обсуждали последние веяния в искусстве, ездили вместе на вернисажи. Там был богатый событиями сезон — огромные ретроспективы Алекса Каца в фонде Эссль, Сая Твомбли в MUMOK, Керри Джеймса Маршалла в Сецессионе. Не говоря уже о грандиозной коллекции Музея истории искусства… И само собрание STRABAG с вещами Германа Нитша, Отто Мюля, Марии Лассниг, мимо которых ты вот так запросто идешь к себе в студию. Честно говоря, не знаю, как я тогда перенес такую арт-передозировку.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: У вас же есть и интересный опыт участия в выставках в Лондоне, например, «NUTS». Что это был за проект и какие работы представили вы?

ЕГОР: NUTS – групповая выставка, проводившаяся в 2012 году в лондонском отделении галереи REGINA (Сейчас – OVCHARENKO). Для этой выставки я нарисовал флаер с изображением сказочной белки, грызущей орехи из вскрытой головы. В проект были включены мои работы на бумаге и картоне – я стал их часто делать тогда – по большей части жесткий социальный гротеск со свободно подобранными аллюзиями из искусства, массовой культуры. Критик Алистер Хикс тогда, увидев их, писал об их сюрреалистическом характере, что мне очевидным до поры до времени не представлялось. Позже в том же году и на той же площадке мы реализовали мою персональную экспозицию UNDERGROUND MONUMENTS/ ASTROHIPSTER DOMINE – тотальную инсталляцию, посвященную ироническому представлению фигуры художника, его чаяний, комплексов и необоснованных амбиций.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: В юбилейный для Винзавода год, празднование своего 10-летия Центр современного искусства открыл циклом экспозиций «Прощание с вечной молодостью», в рамках которого 12 художников нового поколения актуального российского искусства, показали свои работы. Старт циклу дала ваша выставка «Palazzo Koshelev». В чем состояла идея, концепция выставки – иными словами что же такое Palazzo Koshelev?

ЕГОР: Palazzo Koshelev был опытом этакой иронической гигантомании. Я хотел совместить зашкаливающий пафос и саморефлексию, представить навязчивые штампы, связанные с образом художника и тут же их развенчать. Кроме того, это был некий итог, ретроспектива. Я, к сожалению, не смог включить туда многие вещи, оставшиеся в руках зарубежных владельцев. Тем не менее, вышла более-менее ясная картина развития за период десятых годов. Я очень благодарен куратору цикла Коле Палажченко, Винзаводу и лично Софье Троценко, что они пошли на такой эксперимент и дали мне такую свободу творчества. Идея возникла сразу – золотой дворец (он же – галерея, он же – клетка).  Он должен был нагло сиять, встречая зрителя бесстыдным расточительством оформления. Далее шла череда залов с тематическими подборками картин и объектов. Первый зал – социальная ирония начала десятых, второй – ротонда с последними работами, третий, камерный, — графический кабинет и кунсткамера, четвертый – «исповедальный» с огромной инсталляцией-автопортретом. Стены последнего зала буквально обрывались, давая понять, что можно продолжать еще бесконечно, но пока достаточно. Еще был небольшой боковой зал, где были представлены камерные вещи на бумаге и картоне, входящие в цикл «Последний художник». Мы также издали книгу, куда вошли избранные фрагменты интервью и программные тексты. Проект подвел черту под долгим периодом работы. Я сам, наконец, увидел сделанное в столь значительном объеме. После этого у меня обозначились новые линии развития – с одной стороны, углубилась романтическая тенденция, с другой – я заинтересовался самоценными формальными экспериментами (они, в частности, проявились в серии графических и живописных работ, посвященных кофейным стаканчикам: кажется, я впервые в нашем искусстве начал исследовать этот любопытный объект).

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Несколько лет назад вы представляли свою выставку «Phobia» и говорили, что этот проект являлся для вас результатом обобщения определенного поиска. Что вы искали, что нашли? Фобия – это очень личное дело, она в той или иной форме есть у всех. Вы не исключение? Сейчас этот вопрос стал, наверное, глобальной универсальной проблемой. Может ли творчество помочь избавиться от симптомов устойчивого переживания излишней тревоги, неконтролируемого страха?

ЕГОР: «Phobia» была для меня редким опытом высказывания от первого лица. Выставка проходила на трех этажах галереи ARTBERLOGA и представляла собой тотальную инсталляцию с огромной долей рукописного текста. Она включала живопись, найденные объекты, рэди-мэйды, рисунки. Я позволил себе выплеснуть переживания, уходящие еще в подростковый опыт, показать свое видение реальности и будущего нашей страны. Выставку завершал, агрессивно «крышуя» ее на третьем этаже огромный двуглавый орел, восседающий на связках оружия – а под ним мелкое, «слишком человеческое» копошение, страстишки и бесхитростные желания обычных людей. В творчестве есть, конечно, терапевтический момент, но столь же эффективно оно и калечит автора. Работаем же мы часто в возбужденном состоянии, раздразнив себя, безжалостно растревожив глубинные какие-то свои комплексы, которые другой постарался бы пролечить. Для искусства же нередко проблемы, болезни, страхи – эффективное топливо. Представим себе, что Кокошка, Кубин или Блейк были бы спокойными, счастливыми, уравновешенными людьми. Мир не досчитался бы не одной сотни шедевров.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Сейчас у вас есть конкретные планы? Вы работаете над новым проектом?

ЕГОР: Конечно, делаю новые проекты. Пока не могу разглашать детали. Но, скажу, что один из них подводит итог орнитологической теме в моем творчестве. Надеюсь, осенью все желающие смогут с ним ознакомиться.

Фотографии предоставлены Егором Кошелевым

Максим Ксута, фотограф, художник, скульптор, изобретатель, каллиграф

ОЛЬГА: Максим, вас часто называют уникальным современным художником. В вашем случает уникальность не только в индивидуальном почерке художника и многоплановости, глубоком философском подходе, оригинальности видения, но и в образовании – вы учились в Суриковском училище, но первоначальное образование получили в Московском Авиационном Технологическом университете имени К.Э. Циолковского, закончили аспирантуру. Говоря как-то о своем образовании и упомянув «Я по образованию металлофизик, работал над сплавами для самолетов, которые вылетают в стратосферу», вы тут же подчеркнули «Самое интересное, что структура металла неоднородна и похожа на абстракции Джексона Поллока.» Помните, как происходил или произошел переход, качественный скачок – ваше преобразование из физика, если не в лирика, то в художника? Наверное, очень приятно, что одна из ваших работ – скульптура «Оригами» находится в «Сити», и презентация ее состоялась в рамках паблик арт-программы «Мечты о полете». Несколько слов об этой работе? У каждого свои представления о полете – что Полет для вас?

МАКСИМ: Надо сказать, что я только готовился поступать в училище им. Сурикова. Однако, в результате давления на меня моей многочисленной выдающейся родни, в период сложного моего выбора куда поступать и зачем, что однозначно повлияло на мое решение, а также в силу необычно благополучно сложившейся ситуации я попал в доблестный Технический Университет им. Циолковского.

Посему собственно преобразования не было, просто художник попал в научное сообщество и его среду, для изучения оного и получения необыкновенного — ценнейшего опыта. Моя базовая специализация была — материаловедение, что очень интересно с точки зрения творческого процесса. Приобретенные знания очень помогают мне и по сей день. Можно добавить, что последние мои «пластические» исследования в сфере живописи были как раз связаны с оптическими свойствами минералов, которые через тончайшие слои лака распределялись по поверхности холста (проект «Последовательность состояний»).

Уменьшенная версия большого объекта, действительно демонстрировалась на площадке музея «Сити». Однако сам объект был создан для большой групповой выставки — Артполе «Горки 10», который курировала мой драгоценный наставник и галерист на то время — Айдан Салахова. Объект – «Оригами» демонстрировался в 2005 году, он был в пять раз больше своего прототипа. Идея заключалась в аккумуляции противопоставлений. Оригами — маленькие, мой объект достаточно большой, материал используемый как правило в классических оригами — бумага, я использовал 5 мм нержавеющую сталь. Это единство противоположностей и составило метафизический корпус скульптуры. В период проведения выставки на площадке «Сити», объект приобрел еще один смысл, поскольку формально напоминает логотип мессенджера «Телегамм» он стал трактоваться, как символ свободного информационного пространства. Стойкость материала из которого он изготовлен, жесткость формы, образ взлетающего бумажного самолета. Однако ощущение полета находится в сфере ума, который и производит информационное поле.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: «Сити» — это универсальная интернациональная составляющая Москвы, как одного из мировых мегаполисов. Вы много фотографируете для серии «Москва без москвичей», и только те районы, которые вам интересны. Какое мгновение вы хотите остановить в своих работах?

МАКСИМ: Серия «Москва без москвичей» началась в 2017 году, это постоянно развивающийся проект, который эволюционирует легко и приятно. Его особенность в том, что мне не приходиться гоняться за сюжетами. Сцены кадра сами находят меня в процессе моего фланирования. Я сосредоточил свое внимание на архитектуре нашего города и потому спокойно искал такие композиции, где архитектура и композиция пространства наиболее качественно раскрываются, поддерживая друг друга. Отсутствие транспорта и людей — та существенная особенность, которая составляет всю серию. Горожане являются избыточным элементом, помехой, аберрацией для чистого созерцания ландшафта. В настоящее время серия продолжается, но менее интенсивно, поскольку мы вынужденно изолированы в результате пандемии, прогулки рискованны и экзотичны. Однако улицы города пусты, как никогда они волшебны и виды их исторически уникальны.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: У вас был очень интересный проект, когда в течение года вы изучали на сайте NASA фотографии туманностей. В них вы увидели определенные образы. Было ли продолжение у этого проекта? «Имеющий глаза, да увидит» — это вело вас и в проекте, представленном в галерее «Триумф». «Изгнание из Рая», когда в работах ощущается магия. Ваша концепция, скорее философия, этого проекта?

МАКСИМ: Проект «Космоскопия» — первый концептуальный персональный проект в галерее Айдан. Началом которого послужила чистая случайность, когда стал доступным достаточно быстрый интернет, для того чтобы не только читать тексты, но и обмениваться картинками. Началась эпоха стремительного расширения пространства ума. Моя практика в течении года заключалась в чистом созерцании звездных пространств и туманностей, выложенных в виде свободных фото изображений с последующим их кодированием мной и поворотом до нужного акцента, итогом которого являл собой портрет или сцена одушевленная и оживленная очень условным, но узнаваемым персонажем. Каждая работа называлась именем Ветхозаветного Пророка. Иначе было и невозможно поступить в силу присутствия равновеликих масштабов. Продолжением проекта стала выставка — инсталляция – «Космоскопия в действии». В этой инсталляции объекты космического масштаба, заключенные в лайтбоксы в форме человеческого глаза (напоминающие радужные оболочки) наблюдали за зрителем. Инсталляция заключала в себе зеркальную смысловую композицию по отношению к предыдущему проекту.

«Изгнание из Рая» о котором, вы, упоминаете стал во многих смыслах краеугольным, решающим проектом. Меня пригласил мой друг — меценат Емельян Захаров сотрудничать с его галереей – «Триумф», и как следствие моего выбора в сторону возможности полноценного, масштабного осуществления этого проекта, я был однако «изгнан» из Рая материнской галереи Айдан.

Идея, которая транслируется в этом проекте, заключается в том, что история человечества не только общая и взаимосвязанная, но и «прозрачная», как те ее составляющие страницы, которые я сделал фактически невидимыми. Что сделало возможным видеть наложение текста, одного его слоя на другой, вследствие чего стали проявляться тени человеческих образов — персонажей истории. Исходя с листа на лист через тексты и символы языков, через пространство книг в пространство нашей культуры.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Что такое «Зашифрованные рисунки» Максима Ксуты? Можете показать работы, пояснить ваши слова «Мне хотелось быть на грани смысла, чтобы зритель мог беспрепятственно, ни на что не отвлекаясь, совершить путешествие внутри мира слов»?

МАКСИМ: «Зашифрованные рисунки», это эпитет, который совместно следует с моей серией – «Автоматическое письмо». Само это название в должной степени отражает и технику, и идею. Большие листы бумаги были записаны текстами, которые невозможно прочитать. Однако через текст и в результате его наложения, а также небольшого смещения строк начинают проявляться герои истории, сцены, архитектура. По полям разбросаны изображения фрагментов карт, символов, предметов. Я вдохновлялся старинными рукописными манускриптами, которые с легкостью нашел в крупных мировых библиотеках.

Идея создания универсального, интернационального языка, описывающего ту или иную историю, явилась элементом реализации его в такой форме.

Это путешествие и внутри слов, и восприятие группы слов объединенных в строки, как ландшафта.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: У вас есть серия коллажных работ. Это тоже многослойность, неоднозначность. Вы выступили не просто коллажистом, а портретистом. Расскажите об этих удивительных девяти работах, состоящих из маленьких фотографий. Как родилось решение, как выбирались модели для портретов, фотографии из которых, выстраивались работы?

МАКСИМ: Я решил создать наглядную историю изобразительного искусства, в виде тотальной инсталляции дополнив ее небольшим нарративом, который заключался в том, что каждый портрет будет состоять из матрицы неповторяющихся изображений — фрагментов произведений искусства определенной эпохи. Персонажи на портретах, склеенные из 600 изображений взрослеют и состариваются по мере эволюции отношения художников к форме, как таковой. Серия заканчивается модернизмом — изображением черепа символизирующим переключение внимания от формы к идее. В процессе подготовки работ, была собрана библиотека фрагментов изображений произведений искусства содержащая около 60000 единиц. Персонажи на портретах, это мои родственники, друзья и дети друзей. Череп — анонимный герой. Я отбирал персонажа портрета таким образом, чтобы он соответствовал той или иной эпохе, которую олицетворяет, так, например, ребенок соответствуют архаике, мой тесть — художник А. Е. Рубинин символизм, импрессионизм, пост-импрессионизм, экспрессионизм.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Если говорить о прошлом – какой проект был для вас личным Эверестом? И о будущем – какую вершину – новую идею хотите покорить? Что сейчас в ближайших планах?

МАКСИМ: Я представляю художественную практику, как определенное состояние ума. Поэтому рассуждать о пиках его работы было бы сильным упрощением картины. Горизонтальное развитие, также не соответствует действительности.

В настоящий момент меня интересует идея взаимодействия образа произведения с «археологией ума», как топологической конструкцией, состоящей из слоев сложных взаимодействий и возмущений накопленного опыта и знаний. Я думаю, что чем больше «раскрывается» таких слоев в сознании, тем «слабее» произведение, которое материализует художник в силу борьбы и смешения равнодействующих элементов, составляющих идею и рассеивающих внимание. В итоге я пытаюсь осмыслить такое произведение, которое не требует отдельных к нему пояснений. Это реализуется из пустоты с удивительной ясностью. При этом такое произведение не может быть обычным повтором, оно лишено определения, не вписывается в формат, а, следовательно, невозможно в сравнении и сопротивляется анализу.

Фотографии предоставлены Максимом Ксутой

Александр Жерноклюев, художник

ОЛЬГА: Александр, у вас есть серии работ в монохромной гамме — «Мужчины на черном», «Красные матросы». Используя энергетику очень сильных цветов по максимуму, вы создаете работы, поражающие своей мощью, яркое визуальное впечатление не отпускает зрителя. Среди ранних работ у вас был портрет Жёлтый на жёлтом, который по вашим словам подарил вам свободу творить и ничего не бояться. Монохромность – этот сознательный выбор, ваш прием, «визитная карточка»? 

АЛЕКСАНДР: Я очень редко об этом думаю. О монохромности моей палитры. Хотя замечаю, что работы сдержанные. Задумывать картины и мудрствовать над цветом не получается. Делается то, что само идет. Может такая гамма в один цвет подчеркивает эмоциональность изображения, может для меня и в одном цвете столько нюансов, что нет необходимости раскрашивать всеми попавшимися под руку красками холст, а может все это идет от скудости палитры в обучении. Просто не хватало красок и многих цветов я просто не знал, экономил те тюбики, которые были. Всегда у меня в палитре около десятка цветов. И то, это не цвета даже, это основные тона для работы. Был тот портрет желтый на желтом, который получился удачным — портрет Василия Флорескула. Я его сделал для выставки в Киеве в 1997 году. И потом повторил как мог для выставки в Москве. Вышло и тонально замечательно и желтый цвет получился желтым пространством и композиция правильная. Да и этот год был переломным в моей работе. Я, наконец-то, смог из ученика перейти в разряд мастера. С этого момента я стал делать отличные работы. Писал много, быстро и смело. Конечно, без халтуры не обходилось, однако рука выросла мощная.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Почти десять лет вы жили и работали в Феодосии. Что характерно для ваших работ тех лет? Какую роль те годы сыграли в дальнейшем в трансформации вашего творчества?

АЛЕКСАНДР: Феодосия — прекрасный город. Для художника. Особенно после лета. Это такое пустое философское пространство. Можно спокойно в тишине работать. Ты никому не нужен и тебе ничто не нужно. Как на острове. Никакой информации, никаких посторонних дел, никаких выставок, никаких продаж. Темные люди ходят где-то вдалеке поодиночке. Связи в виде телефонов нет. Есть художник и есть холст. Это все. По крайней мере, так было тогда. Я что-то натворил на холстах, и оказалось, что это неплохо. И было много мусора, от которого не избавиться вовек. Но уж что прикипело — не отодрать. В те годы я, конечно, увлекался играми со светом, тенью, живописью, техникой мазка и прочими изысками. Голову не удавалось подключать. Голова была нужна, чтоб думать, где найти дрова отопить мастерскую.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Какие темы вы стали развивать в своем творчестве, переехав в Москву?

АЛЕКСАНДР: В Москве я получил информацию. Увидел многих художников. И опять начал учиться. Учиться переделывать то, чему научился раньше. Стал подражать и переиначивать себя. С какого-то перепугу начал темы, которые совсем не мои. Вдруг появился цикл Мужские игры. На черном. Исследования старых мастеров. Что-то еще. Было много разных серий, но все же это не была та живопись, ради которой художник берется за кисть. Может только сейчас я стал потихоньку понимать с чего надо начинать. Опять учусь.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Среди великих мастеров, непререкаемых авторитетов у вас есть созвучные вам художники? «Благодаря Рембрандту я понял, что надо быть как можно более свободным технически. «Зализанные» картины — это все настолько скучно…», сказали вы в одном из интервью. И вы предприняли настоящее исследование, у вас есть целая серия работ «Исследования старых мастеров». Несколько слов об этом направлении вашего творчества.

АЛЕКСАНДР: Все, что мы знали —  это старые мастера. Больше никакой информации. Со всех сторон и углов на нас тоннами льется эта пропаганда. Теперь мне эти старые мастера настолько приелись, что видеть этого не хочется. Есть очень много современных и старых совершенно уникальных мастеров. И известных и не совсем. Меня удивляет другое. Множество достойных гениальных мастеров, великих ремесленников, а художников — единицы. Продолжением серии «Исследования старых мастеров» стал Веласкес. Я предпринял попытку подумать о технике мастера, его композиции, хотел вложить ему в руки свою кисть — вот написал бы он портрет инфанты в моей мастерской моими красками на моем холсте? Не сможет. Ну я тогда представлю, как бы он сделал. А потом буду ему подсказывать как надо красить по-новому, современно: тряпками, шпателем, заливать, поливать и скрести. А то и акрила шваркнуть с размаху. Но по большому счету, эти все игры — путь в никуда. Художник должен создавать свой мир.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Вы увлеченно пишите портреты, работаете всегда с фотографией, давно отказавшись от того, чтобы писать с натуры, но правильно отмечая, что на фотографии физическое сходство с оригиналом довольно условно – часто на фото мы совсем не похожи на себя. Да и встает вопрос: на кого на себя? Ведь скорее всего каждый видит по-своему одного и того же человека. Чему служит для вас фотография при создании портрета? Что для вас критерии успешного портрета? Бывает так, что вам не удается получить результат, которым вы сами были бы довольны?

АЛЕКСАНДР: Да, с натурой я почти не работаю. Натура настолько всегда красива, что возникает желание писать реалистически. Подмечать нюансы и характерные черты. Художник стоит за спиной восторженного копииста натуры. Поэтому предпочитаю всякие фрагменты изображений. От фотографий до газетных вырезок. Это как толчок эмоционального начала работы. Что-то привлекает глаз — и начинаешь сочинять композицию. И портреты многие делаю по фотографии. Пока портретируемый не видит, я могу над ним издеваться как хочу. Потом приходим с холстом к консенсусу: вот тебе и немного сходства, а вот и немного от живописи и немного от колдовства «маэстрии» современных приемчиков! Но портрет — это всегда ответственно и очень скучно. Если заказной. А о творческом портрете и говорить не приходится.

Листайте галерею >>>

ОЛЬГА: Какие у вас сейчас планы, идеи? Попробовать себя в чем-то новом, поэкспериментировать на терра инкогнита или оставаться в поле знакомых вам тем? 

АЛЕКСАНДР: Сейчас очень шаткое время. Но моя задача сейчас — продолжать поиски и остановиться на том, с чего я начинал: писать простые красивые композиции. Продолжить мою картину, начатую летом 1990 года в феодосийской времянке.

Листайте галерею >>>

Фотографии предоставлены Александром Жерноклюевым

Автор | | Ольга Серегина,
арт-обозреватель