#Сергей Серов. Интервью с дизайнером, профессором РАНХиГС

Сергей, Вы профессор РАНХиГС, кандидат искусствоведения, вице-президент Академии графического дизайна, президент Московской международной биеннале графического дизайна «Золотая пчела», член многих престижных международных ассоциаций, были главным редактором нескольких дизайнерских журналов, членом Комиссии при Президенте РФ по Государственным премиям РФ в области литературы и искусства…  Этот перечень впечатляет. Вы действительно много cделали и делаете – создаете, преподаете, пишите статьи и книги, развиваете международное сотрудничество. Как Вы сами себя видите – что для Вас работа, что увлечение и страсть, может быть что-то и долг?

И то, и другое, и третье. Все это одновременно и работа, и увлечение, и долг. Пожалуй, только в другом порядке: во-первых – увлечение и страсть, во-вторых – долг, в-третьих – работа.

MyCollages (11)

Вы окончили Московский электротехнический институт связи в 1974 году и Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина в 1986 году. Какая здесь взаимосвязь? Технический, жестко структурированный мир мысли и свободный, ничем не ограниченный мир фантазии создают абсолютно разные личности, но это именно та комбинация, которая нужна для графического дизайна, сплав художественных и профессиональных дисциплин?

Технических познаний во мне после института связи, честно говоря, осталось немного. Хотя, знаете, что?  Факультет, который я окончил, назывался «Многоканальная электросвязь». Многоканальность – это ведь и есть, пожалуй, характеристика всей моей деятельности.

Моя первая книжка 1990

Моя первая книжка 1990

В институт связи я поступил в 1969 году и попал в густую гуманитарную студенческую среду. Это был период активнейшего самообразования, приправленный острым привкусом диссидентства: в самиздатовских «Хрониках текущих событий» то и дело сообщали о судах и «посадках» людей именно за те книжки, что в данный момент лежали в моем портфеле. Мы застали многочисленные и совершенно разные «квартирники» – философские, театральные, художественные клубы, кружки и семинары, объединявшие студентов, молодежь и старую интеллигенцию, сами создали в МЭИСе литературно-искусствоведческий клуб «ЛИК», который ставил на уши институт своими вечерами, выставками и стенгазетами. Мы, студенты-технари, пропадали целыми днями в Ленинке и Историчке, ходили по мастерским художников, не вылезали из Музея Андрея Рублева, на «лишний билетик» и другими правдами и неправдами проникали на Таганку и на все модные театральные премьеры и закрытые кинопоказы…

Мы создали в МЭИСе литературно-искусствоведческий клуб «ЛИК», который ставил на уши институт своими вечерами, выставками и стенгазетами.

И это было тогда не только в МЭИСе. То же самое происходило в Физтехе, Горном институте, в других вузах, и мы все дружили. В среде «физиков» самозарождалось всё больше «лириков». Оттуда выходили художники, историки, артисты. И даже священнослужители, например, мой близкий друг, православный публицист, иеромонах Элладской церкви Иосиф Киперман, с которым мы вместе учреждали «ЛИК». Чуть позже тот же факультет многоканальной электросвязи окончил известный галерист, общественный деятель и деятель культуры Марат Гельман, с которым я тоже дружу.

1979

При этом мы умудрялись еще как-то учиться, сдавать сессии. Но на третьем курсе я услышал словосочетание «техническая эстетика» и понял, что это шанс совместить жгучий интерес к искусству с техническим образованием. «Техническая эстетика» – это было советское именование теории дизайна, практический же дизайн назывался «художественным конструированием». До конца института я перечитал всё, что было издано о дизайне на русском языке, и после института связи распределился в НИИ радиосвязи, но уже «инженером по технической эстетике». А через два года, в 1976-м, я оказался во ВНИИТЭ, Всесоюзном научно-исследовательском институте технической эстетики, который в ту пору был Олимпом советского дизайна. Кто там только не работал! Вот там был сплав так сплав! Инженеры, конструкторы, математики, художники, философы, методологи, архитекторы – они сами себя сделали дизайнерами, самым причудливым образом комбинируя свои способности.

«Техническая эстетика» – это было советское именование теории дизайна, практический же дизайн назывался «художественным конструированием».

Уже работая во ВНИИТЭ, я поступил в Академию художеств в Питере – на заочное отделение факультета теории и истории искусств Института живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина. И тут выяснилось, что я все или почти все уже знаю, во всяком случае, в ключевых пунктах, что самое главное в моей жизни произошло значительно раньше, в Институте связи. Знания и впечатления, которые добывались самостоятельно, с огромным трудом, преодолевая запреты, проникают глубже, доходят до сути, обжигают душу и остаются на всю жизнь.

Alma Mater 2_I.Repin Institute of Painting, Sculpture and Architecture

Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина

Вы были главным художником программ «Библиотека дизайнера» ВНИИТЭ и «Возвращение забытых имен» Советского Фонда культуры. То есть, Вы – профессиональный художник? В моём представлении художников бывших не бывает. Вы по-прежнему пишите, рисуете?  Или это трансформировалось во что-то другое?

«Чистым» художником я был в молодости, выставлялся на Малой Грузинской, вступил в секцию графики Горкома графиков, в Молодежное объединение Союза художников СССР. Потом это трансформировалось в различные дизайнерские активности. «Главный художник» – это то, что теперь называют «арт-директор», то есть это фактически административно-дизайнерская позиция. Много лет я был арт-директором ежемесячного христианского журнала «Истина и Жизнь». Сейчас рисую, к сожалению, совсем редко.

«Чистым» художником я был в молодости, выставлялся на Малой Грузинской, вступил в секцию графики Горкома графиков, в Молодежное объединение Союза художников СССР.

Когда в Вашей жизни прозвучала конкретная комбинация слов «графический дизайн»? Не думаю, что это понятие было широко в ходу в 70-80-ые годы – дизайна, как и секса в Советском Союзе не было, извините за избитое сравнение. А сейчас-то он, в смысле дизайн, есть? Вы работали редактором-консультантом по визуальной рекламе журнала «Реклама. Теория, практика», у Вас был в журналах графический дизайнер?

В СССР слова «секс» не было, а секс был. Так и с дизайном. Слово «дизайн» было фактически под запретом, вместо него наряду с «технической эстетикой» и «художественным конструированием» употреблялись различные стыдливые эвфемизмы – «художественное проектирование», «художественное оформление» и так далее.

У дизайна графического тоже было много своих советских синонимов: в образовательной среде – «промышленная графика и упаковка» и «искусство плаката», в художественной среде – «прикладная графика», в книжном деле – «искусство книги», «художественное редактирование», «техническое редактирование», «макет и оформление». Или просто писали: «Обложка художника такого-то».

Когда параллельно работе во ВНИИТЭ я с художественным редактором Василием Цыганковым и молодым графическим дизайнером Владимиром Чайкой занялся в 1983 году журналом «Реклама. Теория, практика», в который мы начали внедрять свежую дизайнерскую информацию, тираж его с 20 с чем-то тысяч подскочил до 80 тысяч. Столько в стране без дизайна оказалось людей, жаждавших дизайна!

Если сказать точнее, дизайна в стране не было, а дизайнеры были. Дизайна как органичной части промышленности, экономики, культуры – не было, а людей, занимавшихся дизайном «не благодаря, а вопреки», – вопреки всем неблагоприятным экономическим, социальным, историческим и культурным обстоятельствам, – было немало. Сейчас дизайн как будто появляется, слово у всех на устах, но всё в профессии по-прежнему держится на людях, на энтузиастах и героях.

Как сейчас обстоят дела с уровнем подготовки графических дизайнеров в России?

В целом уровень очень посредственный, на троечку с минусом. Дизайн-образование в целом ориентировано на вкусы вчерашнего, индустриального века, а не на поиски ответов на вызовы ХХI века, постиндустриальной, креативной эпохи. Я никогда не думал, что начну преподавать, но в 1997 году неожиданно для самого себя организовал Высшую академическую школу графического дизайна, которая стала площадкой для подобного рода экспериментов.

G1

Педагогика ВАШГД переносила центр тяжести с объективных догм на субъективный опыт и творческую интуицию ведущих мастеров, топ-дизайнеров, моих друзей. Мы апробировали широкий спектр разных подходов, погружая студентов в самую актуальную художественную жизнь. В качестве педагогов в этом проекте поучаствовала вся творческая элита московского графического дизайна. Это было уникальное инновационное пространство абсолютной свободы, без какой-либо образовательной бюрократии, и как оказалось, человечность, эксперимент и свобода дают неплохие результаты. В 2014 году Московское художественное училище прикладного искусства, на базе которого существовала ВАШГД, присоединили к Строгановке, и этим решением экспериментам был положен конец. Полтора года назад я стал заведующим кафедрой дизайна в Школе дизайна РАНХиГС и пытаюсь вместе с Софьей Троценко и молодыми преподавателями, выпускниками ВАШГД, создать здесь что-то вроде ВАШГД 2.0.

В графическом дизайне существуют очень разные направления. Можно обучить вообще графическому дизайну? И что это и как это? – да, нужно освоить определенные программы, но сегодня – эта возможность есть у всех более-менее технически грамотных людей и они, эти все, прекрасно пользуются такими возможностями. Кисти и краски тоже теоретически есть у всех, но стать художником – это не то же самое, что научиться рисовать. По вашему мнению, графический дизайнер – это чисто техническая профессия или это всё-таки и призвание, как у художников?

Да, в дизайне много слоев, но на любом уровне дизайнер обязан быть художником, культурным героем, деятелем культуры. Технической грамоте, необходимой дизайнеру, обучиться нетрудно, но чисто технических профессий скоро останется совсем мало, их заменят роботы. И всем придется становиться в той или иной мере художниками, то есть творческими, уникальными и незаменимыми.

Сергей, Вы организатор и куратор более 500 выставок в стране и за рубежом. При Вашей активности, загруженности откуда появилась такая сфера деятельности? Это ведь очень хлопотно, не говоря уже о времени и нервах.

Спасибо за сочувствие, это действительно хлопотно и немножко нервно. Но так сложилось. Все мои активности сами находили меня, и выставки тоже.

Первая моя выставка была в конце 80-х в Советском Фонде культуры, еще при Дмитрии Сергеевиче Лихачеве. Я делал каталог и плакат для выставки и вечера памяти отца Павла Флоренского в Центральном доме литератора, а в итоге оказался и составителем этой выставки (вместе с моим другом Олегом Генисаретским) и дизайнером экспозиции. Это было очень тяжело и ответственно, но тема и материал не позволили отступить. Перестройка была в апогее, но цвет пригласительного билета – я сделал его фиолетовым – утверждали в ЦК КПСС. Зато на открытии была «вся Москва», и это был, конечно, волнительный момент.

2

Потом последовала целая серия дизайнерских, свободных, открытых на весь город выставок в Дизайн-центре, Центре технической эстетике ВНИИТЭ на Пушкинской площади, в уникальной уличной галерее. Такой в Москве не было, и сейчас нет!

Ну, а с начала 90-х посыпались десятки и даже сотни плакатных выставок в России и мире, и можно сказать, что это не я их провожу, а они меня, и сопротивление бесполезно.

Московская международная биеннале графического дизайна «Золотая пчела» проводится с 1992. Несколько слов о ней: какова динамика количества участников, стран участников? Это больше профессиональное событие? Иными словами – цели каковы? И менялись ли они с 1992 года, формат мероприятия, масштабы изменились? Статистический материал должен быть накоплен уже хороший.

Статистика такая – на первой «Золотой пчеле» в ЦДХ выставлялось полторы сотни плакатов, а теперь каждый раз – почти полторы тысячи. «Золотая пчела» как-то сразу завоевала популярность в профессиональном мире, на нее присылают работ больше, чем на любой другой фестиваль, сегодня это самый крупный конкурс графического дизайна на планете. Кстати, по-английски она давно уже называется Golden Bee Global Biennale. За время проведения биеннале в ней приняли участие дизайнеры в общей сложности из почти что 100 стран мира.

Рисунок50

Но количество нас интересовало только на первых порах. «Золотая пчела» появилась на свет в пору падения железного занавеса, и после окончания визуального голодомора нам хотелось увидеть больше и больше, как можно больше работ своих коллег со всего мира.

Потом «Золотая пчела» начала углубляться в профессию, становиться средством изучения и самопознания дизайна, начался творческий аудит всех жанров графического дизайна. К главной конкурсной категории – плакатной, которая всегда оставалась в центре биеннале, я стал добавлять дополнительные номинации, посвященные логотипам, шрифтам, журналам, книгам, буклетам, визитным карточкам и т.д., перебрав, кажется, все объекты работы, жанры и направления графического дизайна. Темы этих маленьких номинаций ни разу не повторялись. Потом, вернее, параллельно этому, «Золотая пчела» стала задавать дизайнерам вопросы на актуальные мировые проблемы, такие, как «Антитеррор» или «Экология». Кроме того, биеннале становилась также местом продвижения русской школы дизайна и русского авангарда, и среди дополнительных номинаций, специальных проектов и плакатных акций появились соответствующие темы.

serov_13

Плакат, освобождаясь от прагматически-информационной функциональности, которая переходит к электронным СМИ, начал эволюционировать в сторону искусства, стал приближаться к высшим слоям бытия, к духовной сфере. Соответственно, на биеннале появилась философская, историческая и религиозная проблематика.

Конечно, биеннале прежде всего делается дизайнерами для дизайнеров, это профессиональная кухня. Но в открытом мире остается все меньше секретов, зрителей пускают на все кухни, и им это интересно. И «Золотая пчела» здесь не исключение.

1185310_501178396641183_243152409_n

У Вас есть какие-то реформаторские планы относительно биеннале, планы развития или потолок достигнут?

В минувшем октябре биеннале прошла в Центральном Доме художника в 13-й раз. Я объявил ее молодежной – в Отборочном комитете и Международном жюри – только молодые звезды графического дизайна, а основной проект – конкурсную номинацию, которая раньше называлась просто «Плакат», назвал «Свежий ветер». И она получилась острой, интересной, действительно свежей. При этом я думал просто об акценте на свежем визуальном языке, мониторингом которого и занимается биеннале. Но потом я вспомнил Высоцкого:

«Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал,

Потому что, если не любил,

Значит, и не жил, и не дышал!»

И понял, что это о «Золотой пчеле». О плакате, который и пьянит, и с ног сбивает, и воскрешает от духовной смерти дизайн, погрязший в коммерческом производстве унылого ширпотреба. А главное – о любви к профессии, к творчеству, к жизни, на которой всё и держится. У меня есть формула для дизайна XXI века. Вместо главного дизайнерского лозунга ХХ века – «форма следует функции» –  я предлагаю мем: «форма следует любви». В этом направлении и буду думать о будущем биеннале.

546249_505867592787546_547083101_n

Вы так много делаете, сделали, добились успеха во многом. Вы часто начинали новое, экспериментировали. А есть в планах что-то совершенно новое, из не освоенной Вами области?

Совершенно новое для меня направление, которое я начну скоро осваивать – онлайн-образование. Мы с коллегами будем создавать инновационную платформу для развития креативной педагогики «Русская школа дизайна», чтобы попытаться сохранить, обобщить, преумножить и распространить опыт ВАШГД. Я называю это ВАШГД 3.0.

Автор | | Ольга Серегина, арт-обозреватель

Поделиться: